Слишком много любовников - Анна и Сергей Литвиновы

Телефон она поставила на беззвучный режим и на него не взглядывала. Только потом посмотрела: нет, муж не звонил, она Зюзина выдрессировала, чтоб не беспокоил, да и навешала ему лапши, что у нее девичник с подругами. А вот от Шаева – ого, двенадцать звонков, три эсэмэски: «Ты где?!» – бесится.

Но разборки с Шаевым случились потом, а пока кавалер привел ее к своей машине – разумеется, «Мерседесу». Авто отстаивалось в гараже под ЦУМом, хотя официально парковка была закрыта. Спутник даже, как истинный джентльмен, помог ей сесть на пассажирское место. Сам взгромоздился за руль.

– Вы ведь выпивши, – заметила Алена.

– Нас не догонят, – хохотнул он.

Внутри ее еще пела волшебная музыка и играли пузырьки заморского брюта. Не хотелось думать ни о чем приземленном: муж, салон, выпивший водитель, а что у них с ним случится дальше? Нет, хотелось нестись, словно сказочная Маша, в снежном облаке, невесомой, под звуки божественного вальса.

Очнулась она, когда они пересекли Третье кольцо и ехали совсем не в сторону ее дома.

– Куда мы?

– Увидишь.

Она не забеспокоилась: увидишь так увидишь. Вся обстановка – дорогая машина, запах кожи, алкоголь в крови, брутальный и уверенный мужчина рядом – в этот раз отключала страхи и тормоза.

А он взял и поставил концертное исполнение «Щелкунчика» – аудиосистема в машине оказалась прекрасной, запись – тоже. Кто бы мог подумать, что столь суровый мэн не чужд романтизму – или он так к свиданию с ней готовился? Тогда можно присудить ему еще лишний десяток очков за регулируемый романтизм!

Забеспокоилась она – а может, это шампанское начало выветриваться? – лишь когда они переехали Кольцевую и понеслись по явному загороду.

– Куда ты меня везешь? – спросила она.

– Чудесный вечер, – хохотнул он. – Мы хорошо его начали – в партере, неплохо продолжили – в буфете. Надо и завершить прекрасно. Даю слово, ты не пожалеешь.

Вскоре он свернул совсем в лес, и Алена реально заволновалась. Но мужчина рядом, не отрываясь от дороги, правой рукой потрепал ее по плечу – как друга, как соратника, как пацана, – а потом вдруг нежно погладил по щеке. И это соединение, сочетание вроде бы совершенно разноплановых жестов – товарищеское ободрение и любовная ласка – почему-то отогнало все страхи прочь. А вот и указатель: «СУВОРИНО», за ним пара деревенских изб, сельский магазин и сразу – шлагбаум.

Охранник рысью понесся открывать его, подобострастно проговорил: «Здравствуйте, Михаил Владимирович», не без интереса через окно оценил лицо и фигурку Алены. Далее авто покатилось по широкой улице, среди роскошных особняков. Особняки все были огромной площади, двух-трехэтажные, и, невзирая на охрану на въезде, скрывались за высокими оградами или каменными заборами. Многие были украшены новогодними гирляндами стоимостью в десятки тысяч, на лужайках перед въездами красовались светящиеся снеговики и олени.

Наконец ее спутник подрулил к дому, который не выделялся из ряда других ни в какую сторону – то есть достигал рыночной стоимости, как и прочие собратья, миллионов в десять-пятнадцать-двадцать. Долларов, разумеется. Михаил Владимирович нажал на пульт – открылись ворота. Машина немедленно скользнула в подземный гараж, створки за нею затворились. Алене отчего-то совсем не было страшно. Она была уверена, что никаких вариантов типа пристегивания наручниками к кровати или последующей перепродажи в рабство не последует. А последует – что? Отчего-то предвкушалось что-то очень хорошее, в стиле предновогоднего вечера, украшенного «Клико» и музыкой Чайковского, и от этого начинало сладко ныть внизу живота.

Михаил Владимирович помог ей выйти, запер машину. То, что такой властный и, вероятно, высокопоставленный человек оказывает ей столь подчеркнутые знаки внимания, особенно возвышало его в ее глазах. Спутник подвел ее к лифту – бог ты мой, лифт в частном доме, сроду она такого не видела! Да, если честно, и в загородных коттеджах не особенно часто гостила. Не причислить ведь к ним дачку на шести сотках, что выстроил в Черногрязске брат. Отопление – буржуйкой, удобства во дворе, умываться под рукомойником…

– Хочешь, покажу тебе дом? – предложил Михаил Владимирович.

– Покажи.

– Тогда стоп, нам не в лифт, а сюда.

Внизу, кроме гаража, имелся домашний кинотеатр – персон на десять, с роскошными кожаными креслами, а также погреб с огромным количеством лежащих навзничь бутылок.

– Ты какое вино любишь? – спросил мужчина.

– Шабли.

– Одобряю. Возьмем «Гран крю» двухтысячного года. – Он захватил в одну руку пару бутылок, а другой повлек девушку дальше. В лифте – все-таки хозяин не преминул похвастаться своим частным лифтом – они поднялись с цокольного этажа на первый. Здесь были огромные окна, от пола до второго этажа, в которые заглядывали искристые при свете фонарей сугробы. Михаил Владимирович достал винные бокалы, откупорил бутылку. Удалился на кухню, принес нарезанные на доске сыры: камамбер, бри, рокфор, пармезан. Хохотнул: – Говорят, в России санкционные продукты уничтожают – но не все и не всегда.

Протянул ей бокал шабли – и впрямь пахло восхитительно, – а себе налил бурбона.

Алена сказала:

– Вообще-то мне домой пора. Как мне отсюда выбираться?

– Подожди. Экскурсия не окончена.

Он и здесь включил музыку – опять это был Чайковский, и сладчайшие звуки понеслись, казалось, отовсюду. И, как будто подчиняясь человеческой воле, за огромными окнами вдруг запорхали мелкие веселые снежинки.

«Пойдем», – он взял ее за руку, и теперь они поднялись по широкой, с вычурными перилами, лестнице. Музыка, неведомо откуда, звучала и здесь.

Они вошли в спальню – посредине возвышалась огромная, высокая кровать.

– А теперь, – молвил Михаил Владимирович, – наступает время новогодних подарков!

Он подошел к стене, отодвинул в сторону картину, изображавшую – довольно высокохудожественно и совсем не пошло – полуобнаженную девушку. За картиной в стене притаился сейф. Хозяин набрал на его панели комбинацию цифр, и створка сама собой распахнулась. Со свойственным женскому полу любопытством девушка заглянула внутрь. Там оказалась настоящая сокровищница. В буквальном смысле вповалку, одно над другим, лежали золотые подвески, колье, браслеты, диадемы, украшенные бриллиантами и рубинами. В углу возвышалось несколько стопок банкнот – сплошь пятисотевровыми или стодолларовыми купюрами. Имелся отсек для часов – исключительно золотых, с золотыми браслетами. Михаил Владимирович вынул и разложил на кровати пять разных, но, несомненно, дорогих украшений.

– Выбирай!

– Ну что вы, я не могу! – она сбивалась, хоть он и попросил называть его на «ты».

– Это мой тебе новогодний подарок, и обсуждению это не подлежит.

– Ну… – Она заколебалась. – Может быть, это? – И взяла в руки не самый дорогой, но и, на ее взгляд, не дешевый экспонат – где-то серединка на половинку: золотой браслет изящной выделки, усыпанный крохотными, но многочисленными бриллиантами. Впрочем, даже такой, далеко не первостатейный подарок из имевшихся, стоил, по ее скромному мнению, никак не меньше ста тысяч рублей. Он надел ей его на правую ручку, помог застегнуть, а потом поднес эту руку ко рту, поцеловал тыльную сторону, затем ладонь – а потом положил к себе на плечо, приблизился и стал целовать Аленину шею и губы. От него пахло шампанским, дорогим бурбоном и очень недешевым парфюмом. «Все так просто, – пронеслось в ее голове, – баш на баш. Он меня покупает. И я для него обычная прости господи. Но ладно, пусть. Ведь и цена, что он дает, – она, согласимся, не сто рублей, и даже не пять тысяч».