Параллельщики - Татьяна Буглак

Простите, долго все объясняю, но уж больно люди у нас колоритные, если приглядеться. А Маргарита Васильевна – о, ее уважали все, даже Петр Анатольевич к ее советам прислушивался. И никто никогда не обсуждал ее нелюбовь к прозвищам: она так и не забыла Овчарку, да и тех «братков» четвертьвековой давности. Теперь же она внимательно и немного неодобрительно смотрела на нас с Хауком. Тот еще раз кивнул заведующей и убежал к себе в отдел. Мара проводила его взглядом и обернулась ко мне:

– Ната, вы кокетка! Столько хороших парней вокруг вас увиваются, а вы всем от ворот поворот даете. Не девочка ведь уже, и голова на плечах есть, а…

– Простите, дорогая Мара, но и вы не безупречны. – Из общего отдела архива вышел Павел Иванович, отвечавший за открытую часть документации. – Вы тоже долго амазонкой были, а за вами весь институт бегал. Приглашаю вас, дамы и девицы, на чай – уже вскипел.

Павел Иванович галантно указал на дверь своего архива, где мы обычно чаевничали, и улыбнулся. Он тоже был единственным и неповторимым, как и все сотрудники конторы. Невысокий, очень немолодой – хорошо за семьдесят, – он выглядел, словно пришел из другого времени: неизменный берет, светло-серая, в тончайшую полоску, рубашка, обязательная вязаная безрукавка с узором из ромбов, идеально отглаженные брюки и немного стоптанные – ему так было удобнее – ортопедические ботинки. И снова не стоило обманываться: забавный вид профессора – божий одуванчик соответствовал реальности не больше, чем Маргарита Васильевна – традиционной библиотекарше. Причем дважды не соответствовал. Во-первых, Павел Иванович был капитаном в отставке, перешедшим работать в секретный институт еще в конце семидесятых и уже там защитившим докторскую (кандидатскую он защитил в армии). Отличный физик, в девяностых он, к сожалению, не смог освоить быстро менявшуюся вычислительную технику, и верхом его возможностей стал электронный каталог. Такое бывает, особенно когда человек десять лет не работает по специальности. Но это совсем не означало, что Павел Иванович «сдал позиции», просто он перешел на более спокойные «рубежи», фактически являясь соавтором многих работ наших физиков. Второе несоответствие вида и реальности: от рождения светловолосый и голубоглазый, с идеальной дикцией и русским именем-отчеством, был он чистокровным евреем самой лучшей «разновидности» – веселым, никогда не опускающим руки, честнейшим бессребреником и добрейшим человеком. Я до этого, так получилось, с евреями не сталкивалась, и первое знакомство с их представителем меня порадовало.

В закутке «открытого» архива на самом деле все уже было готово для чаепития: электрический самовар пыхтел паром, в вазочке высилась горка из нескольких видов печенья, на столе стояла коробка конфет, в «хохломской» сахарнице искрился рассыпчатый сахар (ни Мара, ни Павел Иванович не признавали кускового: «нельзя взять столько, сколько нужно: или несладко, или переслащено»), посверкивали позолотой фарфоровые чашки и блюдца. Роскошь такого чаепития до сих пор казалась мне непривычной: всюду, где мне приходилось работать, люди обычно пользовались дешевыми кружками, а об остальных предметах сервировки и не вспоминали; только на кафедре института, в котором я училась, преподаватели устраивали подобные застолья, но далеко не каждый день. Павел же Иванович как старший из нас давно ввел эту традицию, и к нему на чай заскакивали и руководители отделов, и Петр Анатольевич.

– Прошу вас. – Павел Иванович придвинул стул сначала Маргарите Васильевне, потом мне и лишь затем сел сам. Дальше была уже моя работа – аккуратно и красиво разлить по чашкам чай.

Пока я возилась с напитком, Мара продолжала несколько наигранно возмущаться нехваткой в нашей конторе девушек. Это было верно – только Фо и я считались «невестами», а все остальные представительницы «слабого пола» давно уже являлись замужними дамами, что и неудивительно: из девяноста пяти человек коллектива всего девятнадцать женщин, считая пожилую сухорукую уборщицу.

– Ната, ну скажите, что за поколение у вас? Чем вам эти трое не нравятся? Всем ведь хороши, а ни одна девушка на них внимания не обращает! – Мара имела в виду Хаука, Попа и Лаки, действительно не пользовавшихся вниманием прекрасного пола. Спокойные и ответственные, они были слишком заняты работой, слишком серьезны и отстранены, чтобы девушки чувствовали себя рядом с ними комфортно. Вот Пол с Солом – да, душа компании и мечта девушек, по ним вздыхали многие подруги Фо и Кью.

– Ну почему вы отказали Саше? – допытывалась у меня Мара.

Я пожала плечами:

– Не отказала, но сегодня у меня курсы, и вы первая мне выговор сделаете, если пропущу их; про Свету вообще говорить не буду – съест.

– Ната, нельзя так, вы ведь всю жизнь одна проживете!

– А вы, Марочка, во сколько семью завели? – ласково напомнил Павел Иванович.

Заведующая замолкла, потому что на самом деле замуж вышла после сорока, что, впрочем, не помешало ей родить двух «оболтусов», старший из которых учился в десятом классе, а младший закончил начальную школу.

Я слушала Мару и Павла Ивановича и молчала: они оба забыли, кто я, и откуда, и что мне нужно вернуться в свой мир. Парни же просто взяли надо мной шефство, чтобы я не чувствовала себя одинокой и чужой. Точно такое же шефство взяли на себя и Фо с Кью, периодически таская меня в магазины, обсуждая журналы и модную музыку. Последняя была для меня совершенно непривычна: не старомодные мелодии, которые вроде бы должны были соответствовать носимой в этом мире одежде, но и не попса и рэп моего мира, а что-то иное, столь же энергичное, как музыка моей родины, но намного более мелодичное, с вменяемыми текстами песен.

– Ната, вы опять витаете в облаках? – перебил мои мысли Павел Иванович.

– Простите, задумалась, – улыбнулась я.

– О родине? – понимающе кивнул он. – Потерпите немного, наши ученые уже поняли принцип работы прибора Миши, да и его самого, надеюсь, скоро найдут живым и здоровым.

Павел Иванович был лично, хотя и не очень близко, знаком с тем самым ученым, из-за которого я оказалась в этом мире:

Михаил Петрович когда-то учился у друга Павла Ивановича.

– Вы ведь знаете, над чем он работал? – Маргарита Васильевна протянула мне чашку, прося еще чаю.

– Практически нет, в последние годы мы не общались. – Павел Иванович тоже протянул мне чашку. – Насколько знаю, он разрабатывал одно из предположений опекуна вашего, Ната, друга Лаки. Простите, Мара, но в данном случае «кличка» этому молодому человеку ближе, чем официальное имя. А работа Миши… Существовала такая теория, не подтверждавшаяся расчетами и экспериментами, но и не опровергавшаяся ими, ее отчасти поддерживал дед Лаки: что только один раз произошел реальный перенос поверхности между пространствами – в том, довоенном эксперименте. Все же действия исконников вызывают не смещение пространства как такового, а временную материализацию возможных вариантов прошлого и будущего, которым не нашлось места в реальной Вселенной.

– Да, Лаки мне о таком говорил. – Я потянулась к коробке с конфетами. – Но люди? Я? Мой мир?!