Счастье и другие незначительные вещи абсолютной важности - Хаим Шапира

А что происходит с Алисой после падения? Она «то увеличивается, то уменьшается»… Ну, вы сами понимаете, о чем это…

Но и на этом автор останавливаться не собирается. «Алиса боится, что она уменьшится настолько, что совсем исчезнет…» Этому страху есть, конечно же, психологическое объяснение. Оказывается, Льюис Кэрролл страдает… комплексом кастрации. И крики королевы во время игры в крикет «Отрубить ему голову!» ничем, кроме этого комплекса, объяснить нельзя. Ну как? Убедительно?

Вообще же поклонники психоанализа предлагают много разных толкований одних и тех же сцен в книге. Так, например, в путешествии по кроличьей норе можно (хотя и не обязательно) увидеть желание вернуться в материнскую утробу.

В любой книге можно найти строки, поддающиеся истолкованию в эротическом смысле. Книги для детей не являются исключением. Скорее наоборот. Только представьте, какой простор открылся бы перед господином Голдшмидтом, вознамерься он написать исследование о Красной Шапочке или о Белоснежке и семи гномах! Но давайте вернемся к его опусу про Алису и Льюиса Кэрролла. В главе «Вниз по кроличьей норе» Алиса должна выбрать между двумя дверями – большой и маленькой. Она выбирает маленькую. Голдшмидт полагает, что речь тут идет о вагине. Соответственно, выбор Алисы в пользу маленькой двери, несомненно, свидетельствует о сексуальных наклонностях Льюиса Кэрролла, предпочитающего маленьких девочек взрослым женщинам. И это нам предлагают считать бесспорным доказательством склонности Кэрролла к педофилии?

По-моему, все это чепуха. Фрейд сказал как-то, что все на свете всегда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Любителям подвергать психоанализу персонажей книг следовало бы об этом помнить. Их комментарии куда больше говорят о них самих, чем о писателях, чьи произведения они пытаются толковать.

Не могу удержаться и не высказать своего мнения о так называемой педофилии Кэрролла. Мне кажется, она в корне отличается от педофилии Гумберта Гумберта – главного героя романа Владимира Набокова «Лолита», Страсть Гумберта Гумберта к нимфеткам – это страсть плотская. В ней нет ничего, кроме эротического вожделения. Влечение же Льюиса Кэрролла к девочкам напрочь лишено эротизма, хотя он оканчивал свои письма фразами, которые могут показаться нам подозрительными. Например, «целую тебя 100 миллионов раз», «шлю тебе четыре поцелуя и еще четвертушку», «миллиард факториал (произведение чисел от одного до миллиарда) поцелуев от меня». Я надеюсь, что не окажу Кэрроллу медвежью услугу, если скажу, что он был бы глубоко потрясен, если бы узнал, что его отношениям с девочками придают эротический оттенок. Стоит упомянуть также, что при жизни никто и никогда не подозревал его в педофилии. Все это выдумки, относящиеся к значительно более позднему времени. Один литературовед хотел приписать Кэрроллу педофилию на том основании, что в его дневнике не хватает одной страницы. Этот книголюб предполагал, что именно на этой странице Кэрролл изложил все свои извращенные желания и тайные пороки. А я думаю, что на этой странице Кэрролл решал трудную математическую задачу, не справился с ней и вырвал страницу из дневника. Или на эту страницу пролили чай. Англичане известны своим пристрастием к чаю. Почему надо сразу предполагать, что эта страница была полна разврата и похоти?

Тут самое время вновь вспомнить Винни-Пухово – «все вокруг – отличные ребята». По крайней мере, пока не доказано обратное.

Возвращение Мартина Гарднера

Любой поклонник Льюиса Кэрролла согласится с утверждением, что комментарии Мартина Гарднера, написанные к «Приключениям Алисы в Стране чудес» и к «Алисе в Зазеркалье», входят в золотой фонд «алисоведения». Но мало кто знает, что сначала издатель «Алисы» обращался с просьбой написать к тексту комментарии к лауреату Нобелевской премии по литературе, математику и философу Бертрану Расселу. Рассел просьбу отклонил, мотивировав свой отказ тем, что книга получится бесконечной.

Написать комментарии к «Алисе» согласился ученик Рассела Мартин Гарднер, который довольно скоро пришел к выводу, что его учитель был прав. Раскрыть все намеки, подтексты и потаенные смыслы, скрытые в книгах Льюиса Кэрролла, невозможно. Уже после выхода «Аннотированной Алисы» в свет Гарднер доработал и расширил комментарии, так что второе издание книги получилось намного более объемистым, но и оно не казалось Гарднеру полным и законченным.

Гарднер утверждает, что «Алису» можно читать на разных уровнях понимания. Так, на наиболее высоком метафорическом уровне эти книги представляют собой квинтэссенцию абсурда, пересказанную математиком-идиотом[6].

В предисловии к «Аннотированной Алисе» Гарднер отмечает, что некоторые литературоведы усматривают явные и скрытые параллели между Кэрроллом и Кафкой.

Например, «Процесс» Кафки перекликается с судом над Червонным Валетом, а «Замок» – с шахматной партией, в которой фигурам-персонажам не дано знать, самостоятельно они двигаются по доске или их передвигает чья-то невидимая рука.

Как видим, «Алису» можно трактовать очень широко, проводя самые, на первый взгляд, далекие параллели. Но при этом хорошо бы еще не забывать, что главнейшей частью процесса чтения является удовольствие от прочитанного. В рассказе «Неспешное наслаждение» Амос Оз так описывает своих учителей литературы: «Они анализировали все и до мельчайших подробностей, включая художественный метод, оксюмороны и метонимии, аллегории и коннотации. Они находили скрытые в тексте иудейские намеки, психологические подтексты и социальные мотивы. Они разбирали образы типичных героев и идейное содержание произведения, подводя под него то или иное мировоззрение. Вот только наслаждение чтением они умертвили, чтобы не мешало работать. Чтобы мы поняли, что литература – дело серьезное, а жизнь вообще не игрушка.

Секрет успеха

Объяснять, почему та или иная книга пользуется успехом, дело неблагодарное. И в мои намерения, конечно, не входит создание рецепта сочинения удивительных книг, которые на протяжении сотен лет будут пользоваться любовью детей и взрослых. Потому что, располагай я этим рецептом, давно сам бы написал такую книгу. У каждого великого произведения свой секрет, раскрыть который не дано никому. Помню, тысячу лет назад я смотрел по телевизору передачу, в которой композитор и дирижер Леонард Бернстайн разбирал «Страсти по Матфею» Иоганна Себастьяна Баха. Он анализировал, и вникал в суть, и объяснял, а потом просто сказал, что, будь у него в распоряжении и четыреста часов, их все равно не хватило бы, чтобы проникнуть во все тайны этой гениальной музыки.