Моя неидеальная женщина - Елена Николаева

— Прости, я снова отличилась... — губы прильнули к его горячей шее, отчётливо уловив бешеный пульс жилки. Ревнует — значит любит, успокаиваю себя глупой поговоркой, хоть и понимаю, что ревность и есть недоверие.

— Тебя нельзя оставлять одну, Ася, — констатировал недовольным тоном. — Я готов вытрясти всю твою душу, лишь бы ты больше не совершала необдуманных поступков. Ну что мне с тобой делать?

— Нужно было просто позвонить, — с неким укором произнесла, пытаясь подавить в себе чувство обиды. — Я места себе не находила, а ты молчал. Что произошло, Дим? Ты слишком взвинчен. Не уверена, что только из-за меня.

Трусь носом там, где отчётливо чувствую запах его парфюма и... тонкие нотки женских духов? Определённо не моих. Оттенок запаха лепестков то ли роз, то ли лилий просачивается в голову и сводит с ума, теперь уже меня. Я замираю в его руках, не в силах пошевелиться и выдавить из себя хоть какую-нибудь короткую, связную речь. Просто молчу, проглотив язык, утаивая свои жалкие подозрения, чтобы не казаться ревнивой истеричкой. Снижать личную самооценку уж слишком неприятно и невыносимо больно. Не хочу верить в то, что после всего пережитого нами за последние сорок восемь часов непредсказуемого счастья, к нему прикасалось чьё-то более достойное женское тело, пропитанное цепким цветочным ароматом.

— Всё хорошо, маленькая, — успокаивает меня, направляясь в дом. Целует макушку, сжимая до боли свои объятия. И я безоговорочно таю. Мне настолько приятно от этого, что начинаю верить в его завуалированную ложь.

— Не волнуйся. Я отнесу тебя в нашу спальню, — шепчет ласково, будто мы с ним прожили долгую, счастливую жизнь. Мне не вериться, что с момента нашей первой встречи пролетело всего-то шесть несчастных дней. Перестаю накручивать себя, ведь судьба не просто так сталкивает лбами в самых неожиданных местах. У неё на нас явно какие-то планы. Знать бы ещё к чему приведёт наше сладкое «яблочное» безумие.

Нина Владимировна следовала за нами молча. Открыла дверь в спальню Дмитрия, откинула одеяло на кровати, взбила и поправила подушки. Волновалась не меньше других, даже больше. Я уверена, если бы Дмитрий при всех обвинил меня в измене — она бы первая выступила с защитой. За сутки привязалась ко мне, как к родной дочери, не скрывая собственных чувств.

— Мам, дождись скорую внизу. Я сейчас спущусь.

— Дима... ты только не.., — привлекла его внимание, но так и не смогла договорить. Дмитрий перебил её, не дослушав до конца.

— Мам, если ты об этой.., — вдохнул поглубже, нахмурив лицо, — щекотливой и двусмысленной ситуации с охранником, то я всё понял. Ни в чём Асю винить не собираюсь. Можешь идти со спокойной душой. Мужиков надо накормить. Я сейчас спущусь и ты вернёшься к ней. Мам! — настоятельно попросил, давая понять, что хочет остаться со мной наедине.

Дмитрий.

Дрожь пробегает по всему её организму. Это так ощутимо и видно невооруженным взглядом, что нет желания выпускать Асю из рук. Знать бы, о чём она думает сейчас, глядя на мою шею. Если заметит красное пятно от губ Снежаны, прикрытое воротом рубашки, вряд ли поверит в правдивое оправдание.

Укладываю девочку в постель, как только дверь моей спальни закрылась за матерью. Её руки накрепко вцепились в мою шею, держат и не отпускают. Я замер, склонившись над ней. Изучаю внимательно хмурые черточки лица и бегающий, пытливый взгляд, прожигающий душу насквозь. Черт! Мне бы оторваться от неё, и отсрочить эту невыносимую пытку на какое-то время. Принять душ. Смыть с себя всё, что заставляет мою кожу гореть огнём отвращения. Хочу впиться в эти мягкие губы поцелуем и насладиться их сладостью, погрузиться языком в тёплую влажность её рта, утолить жажду острого желания слиться с ней, терзающую меня на протяжении долгого дня. Только вместо этого я обхватываю пальцами тоненькие запястья и аккуратно разрываю цепкую хватку, чтобы хоть немного отстраниться и прийти в себя, отбросив, нахрен, все мерзкие воспоминания. Не могу притрагиваться к телу Анастасии своими грязными руками, касаться ртом её нежных губ, а ей сейчас именно этого хочется. Вижу по глазам. Чувствую. Знаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тебя должен осмотреть врач. Я позвоню Роману Васильевичу, — со всей серьёзностью заявляю, пытаясь отвлечь Настю от внутреннего разгорающегося огня вожделения, опаляющего её тело и мысли. Как, впрочем, и мои. Она непонимающе и удивлённо мигает своими милыми глазками, и я вижу как темнеют необыкновенные голубые радужки в порыве упрёка.

— Дим? — хрипловатым голосом с нотками сожаления режет моё сердце. — Со мной всё в порядке. Почему ты ищешь причину сейчас уйти? Поцелуй меня. Я соскучилась. Очень...

Тянется ко мне, касаясь своими губами моих губ. Я дарю целомудренный поцелуй, обугливая своё сердце до состояния пепла. Выравниваюсь и отхожу к окну. Ищу мобильник в карманах брюк. Достав его, пытаюсь подавить в себе волнение. Жуткое. Какое бывает у школьника перед экзаменом, когда ты тянешь билет с одной мыслью: «Пронесёт или завалю всё к чертовой матери?»

— Хм... — Ася разочарованно хмыкает. — Грызут сомнения, Дим?

Смотрит на меня в упор, не мигая, поднимается с кровати и подходит вплотную. Тонкие пальчики порхнули к верхним пуговицам рубашки, расстёгивая одну за другой, а губы прижались к моим. Тёплая. Нежная. Очерчивает влажным язычком мой рот, выбивая из моих лёгких последний воздух.

«Только не так, малыш, не сейчас... Дай мне немного остыть...» — накрываю ладонями её руки, останавливая у солнечного сплетения. Прижимаю к груди, давая почувствовать моё возбуждённое состояние.

— Погоди, Настюш. Прошу, — целую прохладные ладошки. — Сначала осмотр врачом, потом я весь твой, до последнего движения в тебе, маленькая. Будет так, как захочешь ты. Мне необходимо убедиться, что с тобой всё в порядке, — отпускаю её руки и застегиваю пуговицы на рубашке обратно, оставляя две верхние нетронутыми. Устал, как собака, и в то же время горю желанием забыться, наслаждаясь её присутствием.

— Давай на чистоту, Дим? — её пытливый и пронзительный взгляд невыносимо сверлит голову. В висках пульсирует боль. Сам ведь недавно просил не утаивать секреты друг от друга, но чувствуя подвох со стороны случая, засомневался. Хочется если не соврать, то хотя бы недосказать жестокую правду. Как бы это не подавалось и не приукрашалось — есть один момент: иногда лучше не знать правды. Когда можно ею разрушить всё, что тебе так дорого.