Принц Полуночи - Лаура Кинсейл

Она взглянула на него.

— Вы возненавидели его за это?

— Я возненавидел себя.

— Потому что вы промолчали.

Он кивнул.

— Они только бы рассмеялись. Или даже набросились на меня. Я вернулся домой, уткнулся матери в колени и разрыдался. Она дня четыре искала Библию, а потом еще дня три — нужное место в ней. Но нашла. «Прости их, Отче, ибо не ведают, что творят».

— Общее место, — зло сказала она. — Это ничего не меняет. Мой отец всегда… — Она запнулась, вздохнув. — Впрочем, это не важно. Чилтон появился четыре года назад, организовал религиозное общество — секту. Мой отец был приходским священником… он получил сан сразу после университета. Он и не думал, что унаследует графский титул, а когда неожиданно его получил, все равно продолжал работать в своем приходе. От его проповедей многие просто засыпали, но ему очень нравилось их писать. А тут появился этот Чилтон и стал устраивать собрания евангелистов, организовал школу и приют для бедных девушек.

Впервые он услышал от нее, что она — дочь графа. Он специально не поднимал на нее глаз, но немного повернул голову, чтобы лучше слышать ее, делая вид, что смотрит вдаль, на серебристо-серый холмик дикорастущей лаванды.

— И какую церковь представляет Чилтон?

— Он называет ее Свободной Церковью. Я даже не знаю, есть ли такая на самом деле. Я в этом сомневаюсь. Никогда не была на его богослужении. Пытается всех уверить, что это то же, что и община методистов. Но у нас читал проповеди сам Джон Уэсли. Моя мать говорила, что Чилтон совершенно не похож на него. Требует от всех каяться в грехах открыто, при всех, а потом они все вместе выбирают форму искупления. Если кто-нибудь не хочет признаваться и каяться, то они все равно выбирают для него наказание. Он приводит в свой приют женщин, не имеющих средств к существованию, дает им крышу над головой и работу. Потом приказывает им не общаться с мужчинами, не выходить замуж, даже не думать об этом. Он говорит, женщины лишены души и могут только надеяться, что когда-нибудь вновь родятся мужчинами, если в этой жизни будут подчиняться высшей власти. По соседству с нами вот уже два года никто не венчался. Иногда Чилтон позволяет принимать особые меры — чтобы мужчины могли получить удовольствие, а женщины — научиться покорности.

— Я понимаю, что вы хотите сказать.

— Моя мать выступила против него. Она всегда поддерживала идею образования для женщин и поэтому сказала, что его взгляды — просто варварство. Она сначала смеялась над ним. Тогда он публично потребовал от отца покрепче держать ее в руках и положить конец «порочным занятиям», которые она проводила с моими сестрами и мной. Она учила нас математике, латыни, учила лечить болезни — вот что Чилтон называл «пороком», монсеньор, и еще писала памфлеты, доказывающие несостоятельность его проповедей. Он приходил к нашим воротам с толпой последователей, требуя, чтобы моя мать отдала ему своих дочерей, пока еще не поздно. Мы не могли выйти — он сделал нас пленниками в собственном доме. Мой отец… Он ничего не предпринимая, только молился, дарил нам маленькие подарки и говорил, что все пройдет. Он так всегда поступал. Моя мать заботилась обо всех нас. Все восхищались ею. Она всегда знала, что делать, когда отец запутывался.

Эс-Ти сжал руки в кулаки, борясь с желанием притянуть ее к себе, обнять. Сердце его разрывалось, когда он слышал ровный холодный голос и видел, как дрожит ее тело. Он хотел помочь ей, сделать так, чтобы ей стало легче, но не знал, как это сделать.

— И как ваша матушка поступила с Чилтоном?

— Она сделала так, что его арестовали. Мы тогда не знали — мы даже не подозревали… Чилтон пугая моих сестер, но мама и я просто считали его злым и вздорным. Папа был мировым судьей, но все за него делала мама: вела реестры налогов, присутствовала на ежеквартальных заседаниях суда, писала отцу записки, какое вынести судебное решение и каким должен быть сбор в пользу неимущих. Все знали, что она это делает, и никто не возражал. Она послала констебля арестовать Чилтона — и люди у ворот исчезли.

Внезапно Ли опустила голову и, уткнув лицо в ладони, раскачивалась и раскачивалась — то вперед, то назад.

— Мой папа сказал: «Ну вот, видите, теперь все в порядке». Он вышел из дому, а когда отошел подальше, то уже не мог вернуться обратно… они забросали его камнями прямо на улице. Моя мать пошла туда, а нам велела остаться дома, но я тоже пошла с ней. Он был уже без сознания — может, уже мертв…

Она не плакала, но дрожала всем телом.

Эс-Ти не пошевелился. Немо подошел издали и сел, привалившись к спине хозяина. Потом Немо лизнул его ухо.

— После этого никто не хотел ничего делать, — сказала Ли, глядя на вьючные мешки. — Чилтон проповедовал прямо на улицах о возмездии за грех. Моей матери не удалось даже собрать присяжных для рассмотрения убийства моего отца. Эти джентльмены отказывались вынести обвинение. Они сказали, что преступление совершено толпой и нельзя выявить конкретного виновника, что она переходит границы дозволенного, требуя большего, словно она сама судья, что мистер Чилтон в чем-то и прав и женщинам нашего графства пора знать свое место. Мама написала верховному судье, но так и не получила ответа. Я сомневаюсь, что ее письмо когда-либо покинуло Хексхэм. И вот тогда Эмили наказали. Конечно, доказательств не было, ничем нельзя было подтвердить, что именно Чилтон стоял за этим нападением. Он знал, как запугать людей, как помешать им говорить. Мама подумала, что нужно только раскрыть им глаза. Она пошла ко всем членам суда, пытаясь убедить их действовать против Чилтона. Тут нашли Анну — и люди стали смотреть на нас так, словно мы больны чумой. Слуги ушли от нас. Суд сказал, что это тоже самоубийство. А вскоре мы узнали, что Чилтон включен в список для назначения судьей из числа священнослужителей вместо моего отца. И это было уже слишком. Даже у мамы не хватило сил, чтобы все это вынести. Мы собрали вещи и приготовились ехать к нашим родственникам в Лондон. Она закрыла дом, сама впрягла в карету лошадей — у нас даже кучера не было! Я сидела внутри, а мать правила. Она просто была не в себе. Думаю, и я тоже, иначе бы ее остановила. Не думаю, что мама когда-либо управляла лошадьми. Они понесли, едва мы доехали до моста. Мать упала и разбилась. Поэтому, месье, если вы вернетесь в Англию, где за вас обещана награда, и выступите против Чилтона, против вас ополчатся все — от государства до прихожан. Многие попытаются вас уничтожить.

Эс-Ти встал. Какое-то мрачное ликование начало разворачиваться в нем. Появилась возможность азартной игры, все еще далекой и смутно различимой, чтобы сделать ставку. Легкий проблеск опасности разгорался пламенем, мысль и чувства обострялись. Он снова начинал жить.

— Я еду, — сказал он. — Я все постараюсь сделать для вас.

Она взглянула на него, застигнутая врасплох, словно он поразил ее. Затем лицо Ли снова сделалось безразличным.

— Они вас живьем съедят, месье.

— Они не смогут даже приблизиться.

Она улыбнулась ему — эта улыбка, сдержанная, холодная, выводила его из себя, отвергая все, что он ей предлагал.