Боги и чудовища - Шелби Махёрин

– Могли бы что? – озадаченно спросил Бо. Селия наклонилась поднять выбеленную ракушку, пряча лицо. – Вырезать из Лу Николину?

– Нужно будет просто надрезать кожу, – сказал я, быстро соображая. Да. Да, это могло сработать. Я выхватил ракушку из рук Селии и отшвырнул ее прочь. Селия глядела ей вслед с несчастным выражением лица, отказываясь смотреть на меня. – Балисарды рассеивают чары. Можно было бы изгнать Николину…

– А как глубоко придется резать, братец? – насмешливо спросил Бо, небрежно вскинув руку. – Хватит легкого пореза или нужно будет пронзить сердце?

Я бросил на него свирепый взгляд и сжал руки Селии.

– Напиши ему, Селия. – И в новом порыве вдохновения я обернулся к Коко. – Ты могла бы магией отправить ему письмо, как тогда своей тете из Ямы.

– Отправить магией письмо в Башню шассе-ров. – Коко закатила глаза. – Жан-Люка сразу же отправят на костер.

Селия попыталась вырвать руки. Сначала нежно, потом уже резко. Она неохотно посмотрела мне в глаза.

– Это неважно. Он не придет.

– Что за ерунда, он же без ума от тебя…

– Нет, Рид, – твердо сказала она. – Конклав собрался в Цезарине, чтобы избрать нового Архиепископа. Именно поэтому Жан не пошел со мной. Священники и сам король потребовали его присутствия. Он не сможет прийти к нам. Не ради такого. Не ради Лу. Прости.

Секунду я смотрел на нее.

Не ради такого. Не ради Лу. Ее уверенный тон разрушил мои надежды и глупую веру в лучшее. Селия… нам отказала? То есть это не так важно, как церковный конклав? Да ведь это повлияет на судьбу королевства даже больше! Лу была не единственной фигурой на шахматной доске, но самой важной. Только глупец бы этого не понял.

Жан-Люк глупцом не был. Впрочем, как и Селия.

– Лу рисковала всем ради тебя, – сказал я холодно, чувствуя, как лед сковал меня изнутри.

Селия удивленно моргнула. Открыла и закрыла рот, словно рыбка.

– Но… Рид, я благодарна Лу! Я знаю, что она поступила отважно и спасла меня, но… – Покраснев, она наклонилась чуть вперед и зашептала так, будто собиралась сказать что-то непристойное: – Рид, она же ведьма. Если бы была хоть малейшая возможность, что Жан-Люк откажется от своих обязанностей и клятвы шассера, я бы, конечно, его попросила, но…

– Но мы же ведьма, – весело захихикала Николина и села на песке. – Так что ты даже спрашивать не станешь. Жаль. Как же тебя жаль. Жаль тебя, прелестная фарфоровая куколка.

Я заломил Николине руки за спину, крепко держа за запястья. Бо подошел, готовый помочь, если она попробует вырваться. Но она не пыталась. Просто безмятежно смотрела на Коко, сидевшую перед ней на корточках.

– Bonjour, notre princesse rouge[3]. Выглядишь ужасно.

– А ты выглядишь куда лучше, чем прежде.

– О да, мы знаем. – Улыбаясь губами Лу, Николина оглядела саму себя. – Этот облик нам идет.

В груди у меня тут же поднялся жар. «Этот облик».

– Лу тебе не наряд какой-то, – прорычал я, сжимая ей запястья, да так крепко, что мог бы сломать их.

Это было напрасно, но совладать с собой я не мог. Я хотел причинить Николине боль и, если нужно, изгнать ее силой. Николина рассмеялась в ответ, запрокинула голову и прижалась ко мне спиной, а я лишь стиснул руки. Еще секунда, и я просто раскрошу ее кости. Еще лишь одна секунда. Только одна.

Николина застонала от удовольствия.

– Да, Рид, да. – Она облизнулась и положила голову мне на плечо. – Сделай мне больно. И этому телу. Моему наряду. Мы насладимся болью. Будем смаковать каждый синяк.

Я тут же отпрянул. Руки у меня дрожали, в ушах стучала кровь. В мгновение ока Бо схватил Николину за руки. Она повернулась и уткнулась ему в грудь лицом. Бо сжал губы.

– М-м-м, принц. Однажды мне довелось попробовать твоего двоюродного брата.

Коко схватила ее за подбородок и силой заставила посмотреть ей в глаза.

– Все подобные игры допустимы только по обоюдному согласию, Николина. Так или иначе, но мы вытащим тебя из тела Лу. Игрой это не будет, и согласия твоего спрашивать мы не станем. Но боль я тебе обещаю.

– Да? Ну и как же вам поможет священный капитанский ножик? Он будет тыкать, резать кожу…

– Тыкать тебя никто не будет, – оборвал ее Бо. – Ни ножиком, ни чем-либо еще. Никакого ненужного насилия, – добавил он, многозначительно глядя на меня и Коко. – Николина может быть, ну, Николиной, но она прячется в Лу. Кто знает, что видит и слышит Лу? Что она чувствует?

– Она мертва – мои слова. Мои слова – она мертва, – снова засмеялась Николина. – Не стало девы золотой, навек теперь сей облик мой…

Не обратив на нее внимания, я сделал глубокий вдох и кивнул. Лу не мертва. Нет. Прогоняя жгучую ярость, я снова взял Николину за запястья. Испытывая отвращение к ней и к самому себе, я потер ее раздраженную кожу пальцами. Это Лу. И Николина тоже. Они не могли быть одним целым, и все же были.

Золотой узор обвил наши руки. Медленно и осторожно я напитывал его, пока красная пелена перед глазами не исчезла. Мой гнев утих, а вместе с ним исчезли и алые пятна на запястьях Лу. Вдруг меня осенило. Я не мог исцелить ее балисардой, но, может, я смогу исцелить ее магией. Я закрыл глаза и, затаив дыхание в надежде, призвал золотую сеть в поисках ответа или чудодейственного средства. Чего угодно, что помогло бы изгнать Николину. Узоры извивались и изгибались в ответ, но безо всякой связи. Они лишь расплывались в ничто. Досадуя, я начал изучать каждый узор. Я готов был заплатить любую цену, но ничего не ощутил от них. Ничего не мог получить или отдать. Узоры были бесполезны. Я бездумно дернул за один из них и щелкнул пальцами. Узор не рассеялся, а лишь безвольно упал мне на руку.

Я снова сосредоточился, на этот раз сильнее, и попробовал еще раз. Тщетно.

Я, конечно, особо не практиковался в магии, но не ожидал, что узоры просто возьмут и… увянут. Они вообще могли увянуть? Нет. Видимо, Николина мне как-то мешала. Как бы я ни пытался раньше избавиться от магии, я знал, что так просто она не исчезнет.

Может быть, нужно переосмыслить намерение. Я сосредоточился снова.

«Помогите мне изгнать Николину».

Ничего.

«Помогите мне вытащить Николину из Лу».

Узоры бесцельно парили.

«Помогите мне исцелить Лу. Помогите победить Николину. Помогите сделать все как было прежде».

Узоры все так же блуждали. На лбу у меня едва не