Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции - Валерий Шамбаров

Но дело Свердлова, как мы уже говорили, шло по другим инстанциям. И тянулось целых полтора года. Суд состоялся только осенью 1907 г. Адвокаты, разумеется, были отличными, с хорошо подвешенными языками (и хорошо оплаченными). Доказательства обвинения, ясное дело, оказывались «слабыми», рассеивались и разметались защитой. Убийство Свердловым рабочего Пятницкого доказать так и не удалось. Судьи, конечно, жить хотели. И присяжные жить хотели. Ну а в результате руководитель террористической организации, охватывавшей весь Урал, за создание «преступного сообщества» с целью «государственного переворота» получил… угадайте, сколько? Получил он… два года крепости.

Крепости — это означало тюрьмы. В отличие от каторги. От каторжан требовалось работать, а если давали крепость — просто сидеть. Правда, предварительное заключение Якову Михайловичу не зачли. Итого получилось — три с половиной года. Всего-навсего. Его жене и помощнице Новгородцевой отвалили год крепости. Тоже без учета предварительной отсидки. Итого — два с половиной…

Ну что ж, Свердлов отправился обратно в камеру. Уже не в одиночную, как будучи под следствием, а общую. И продолжал жить вполне безбедно. Сидел в пермской тюрьме, потом перевели в екатеринбургскую. Его по-прежнему неизменно избирали старостой. Во взаимоотношениях с администрацией он держался нагло, самоуверенно. Большевик Н. Давыдов вспоминал: «Надобно было видеть каким тоном разговаривал он с начальником (тюрьмы. — Авт.). Его требования были решительны и категоричны и подтверждены угрозой вызова прокурора…» И администрация пасовала, уступала во всем. Ну его, лучше не связываться. Не тронь — не воняет.

Впрочем, сохранились и воспоминания другого рода. Дневник социал-демократа Н. А. Чердынцева, которому не повезло — сидел вместе со Свердловым и Теодоровичем. Он описывал, что они установили в тюрьме собственную диктатуру. «На воле… эти… товарищи держат себя так же, как сейчас в тюрьме… Теодорович — хулиган форменный, хотя и был членом ЦК РСДРП. По такому типу можно судить, могла ли существовать эта партия в качестве политической силы. «Раз не по моему, плюю на все и вся. А хорошо ли я делаю — это тоже никого не касается».

Свердлов, по словам Чердынцева, был истинным паханом. Постоянно общался с уголовниками, шептался с ними о каких-то тайных делах. Искренне веселился и смеялся, слушая рассказы мошенника-еврея о том, как тот надувал русских крестьян. Пользуясь правами старосты, деньги и передачи с воли Свердлов узурпировал, установив «коммуну» — все в общий котел. Которым заведовал сам. Решая, что заказать через администрацию, на что потратить чужие деньги. Во всех тюремных конфликтах и разборках Свердлов и Теодорович поддерживали только «своих», независимо от того, какую подлость они сделали. И слово Якова Михайловича было — закон. Чердынцев писал: «Вся эта манера изображать из себя что-то важное, имеющее силу и волю везде, могущее карать и миловать, я считаю за признак низости ума и сердца».

Одним из любимых развлечений двадцатилетнего пахана были крысы. Свердлов организовал среди зэков «дружину» для их истребления. Но дружинники должны были не убивать крыс, а ловить живыми. После чего начиналось самое «интересное». Крысу либо торжественно вешали, либо топили в параше — кидали в жижу и отталкивали от краев, не давая выбраться. Яков Михайлович и его окружение при этом хохотали от души.

Но когда Свердлов занимался — ша! Все уркаганы и блатари не смели нарушить тишину и ходили на цыпочках. А он действительно занимался. Пополнял свое незаконченное образовании. Изучал немецкий и французский. Заказывал книги (за «общие» деньги) — те, что считал нужным. Ему передавалась литература вплоть до работ Маркса, Плеханова, Парвуса, Ленина. Это вполне легально, это было можно. Заказывал он и художественное — книги Гейне, Гете. Их разбирал в подлиннике, с немецкого.

А нелегально в тюрьму передавались резолюции партийных съездов, конференций. И Свердлов организовывал «кружки самообразования» и «дискуссии», просвещая политических. Хотя чужие мнения его не интересовали. Он диктовал свои. А кто был не согласен — попробуй поспорь в такой обстановке. Как уже отмечалось, в местах заключения существовали и внутренние каналы связи. Благодаря чему Яков Михайлович регулировал заключенных по всей тюрьме. Например, назначив «ответственной» по женскому корпусу Новгородцеву.

Контакты с другими зэками, как с политическими, так и с урками, Свердлов вел очень активно. Обрастал новыми знакомствами. Примечал тех, кто может быть полезен, и при выходе их на волю давал те или иные задания. Обрабатывал и вербовал себе в камерах новых соратников. Словом, работал на будущее.

В начале 1909 года, когда Свердлов еще отдыхал на нарах, за рубежом впервые прозвучало предложение о введении его в Центральный Комитет партии. Предложение, скажем так, довольно странное. И прозвучало оно из уст странного человека. По фамилии Гольденберг. Который не замечен ни в каких делах и свершениях партии, ничем не отличился, не имел никаких заслуг. И вообще в воспоминаниях революционеров он почему-то почти не фигурирует. Но при всем при этом являлся членом ЦК. Хотя абсолютно непонятно, как он туда попал, кого представлял и чем занимался. И вот он-то, приехав в Женеву, принялся взахлеб рассказывать о «товарище Андрее» и убеждать всех, «что это был бы настоящий цекист». Что само по себе тоже странно. Свердлов оставался еще «мальчишкой», возраст — 23 года. И являлся он всего лишь одним из террористических «полевых командиров». Такие же, как он, действовали и в других регионах России. Да и сделал он не так уж много. Успел только организовать сеть, а дальше сел, и почти все «подвиги» уральских боевиков совершались без него. За что же такая особая честь?

И тут напрашивается одно предположение. На первый взгляд, может быть, не совсем логичное. Сопоставить карьеру Якова Михайловича со странной судьбой еще одного его брата. Беньямина. Дело в том, что он, едва достигнув совершеннолетия и закончив гимназию, по доброй семейной традиции Свердловых тоже ушел из дома. Ну в этом-то никаких загадок нет. Это уже не загадка, а закономерность. Подтверждение далеко не ангельского характера папаши, раз от него все дети спешили разбежаться. Но Беньямин не повторял путей ни Зиновия, ни Якова, а нашел третий. Уехал в Америку. И в довольно короткое время, не более 10 лет, стал там… владельцем «небольшого банка».

Простите, это что, голливудская сказка? О бедном еврейском мальчике, который ножкой в драном ботинке ступил на «землю обетованную», нашел на дороге сапожную щетку, примостился на обочине чистить обувь и выбился в миллионеры? Но даже в голливудских сказках состояния сколачивают под старость, после долгого и упорного труда. Правда, Беньямин тоже, вроде бы, орудовал в поте лица. Разные источники, хотя и в общих словах, неопределенно, упоминают, будто он занимался продажей оружия в Россию, закупкой русских мехов. А на какие шиши он начал такой бизнес? Неужто папа-гравер от своих щедрот капитал отвалил? И никаких дядюшкиных наследств Беня не получал. Оно бы ему и не светило при наличии стольких других родственников. И, кстати, что это за чушь — «небольшой банк»? Неужели он смог бы существовать в такой стране, как США? Как он конкурировал бы с «большими» банками? И кто бы этому «небольшому» свои средства доверил?