Год и один день - Мэриан Эдвардс

— Алек?

Он окинул ее взглядом, полным ярости, и стал торопливо одеваться. Ошеломленная Бриттани пыталась понять, что могло вызвать подобную перемену, но не находила ее.

— Что случилось, милорд? Что я сделала? — В первый раз за всю ее жизнь ее голос выдал смятение, царившее в душе.

— Когда придет время, я расстанусь с тобой.

Итак, все вернулось к тому, с чего начиналось. Они могли делить наслаждение, но не могли разделить жизнь.

— Что ж, воин, когда придет время, я покину тебя и никогда о тебе не вспомню, — презрительно бросила Бриттани. Эти слова подсказывала ей уязвленная гордость. — Я снова выйду замуж.

Алек, который возился с застежками на своей одежде, замер. Он резко повернулся и направился к постели. Вид его спокойного, словно застывшего лица и размеренные движения вселяли страх. Бриттани сжалась в комочек в углу кровати. Он приближался — все так же неторопливо. Бриттани вскочила с постели, прихватив с собой простыню, неловко пытаясь на ходу в нее завернуться.

— Подойди ко мне, жена.

Она непокорно взмахнула головой, взметнулось пламя рыжих волос.

— Подойди ко мне, я сказал! — Алек стоял на месте. Его лицо ничего не выражало, палец указывал в пол прямо перед ним.

Его спокойный тон не обманул Бриттани. Под маской бесстрастия скрывалась необузданная ярость варвара.

— Я сказала правду, Алек. — Она сделала шаг по направлению к нему, и ее рука невольно поднялась в защитном жесте.

— Да, женщина, ты сказала правду. Но говорить любовнику, что ты собираешься найти ему замену, — это большая глупость.

Он наступал, Бриттани пятилась, тщетно придумывая способ смирить его гнев. Зажатая в угол, она оглядела комнату в поисках спасения, потом вдруг с облегчением выдохнула:

— Леди Бренна!

Когда Алек обернулся, она рванулась к двери, но его рука в змеином броске поймала прядь рыжих волос. Он притянул Бриттани к себе.

— Фокус не удался.

Бриттани повернулась к нему лицом. В светло-карих глазах мерцали зеленые искры, выдавая гнев и страх.

— Ты же сказал, что я могу противоречить тебе, когда мы наедине. Я лишь ответила оскорблением на оскорбление.

— В отличие от тебя я могу иметь любовницу. Сейчас. А ты, как моя жена, такого права не имеешь. Я уже не раз предостерегал тебя — не бросай вызова Кэмпбеллу. — Его губы искривились в жестокой усмешке.

В глазах у Бриттани стояли слезы.

— До конца этого года я тоже Кэмпбелл, и я буду вести себя так же, как и ты. Если у тебя будет другая женщина, у меня будет другой мужчина.

Она попыталась вырваться, потому что лицо у него стало мрачнее тучи.

Алек поднял ее на руки и бросил на постель. Бриттани глядела на него снизу вверх, боясь пошевелиться. Он сорвал простыню с ее тела.

— Скажи мне, Бриттани, неужели ты осмелишься взять любовника, пока носишь мое имя? — Он склонился над ней, пригвоздил ее плечи к постели.

Она всем своим существом ощущала клокочущую в нем ярость, и ее охватил настоящий ужас.

— Только если ты заведешь любовницу. — Слезы катились у нее по щекам. — Я не могу даже думать о том, что ты обнимаешь другую женщину.

Этот ответ ошеломил его. Он убрал руки, медленно выпрямился.

Бриттани свернулась клубочком и обхватила себя за плечи. Она чувствовала себя такой опустошенной и несчастной, что ей хотелось умереть. Потом кровать прогнулась под тяжестью тела Алека. Он лег рядом с ней.

— И я не могу вынести, когда кто-то касается того, что принадлежит мне. — Его голос прозвучал совсем рядом, и Бриттани почувствовала, как он осторожно утирает ей слезы. — Ты не похожа ни на кого из известных мне людей, ты совсем другая. Я все время забываю, что ты ничего не знаешь о том, как ведут себя мужья и жены. Если ты не хочешь пробуждать во мне гнев, никогда даже не упоминай о других мужчинах.

Бриттани коснулась его руки.

— Это еще одно правило, шотландец? Не слишком ли их много? Получается, что тебе можно все, а мне ничего.

— Какое ты странное существо, Бриттани. Мужчинами управляют одни законы, женщинами — другие. Так было всегда.

Бриттани задумалась, а потом сказала:

— Похоже, что шотландские законы нуждаются в исправлении.

При этом неожиданном заявлении Алек рассмеялся.

— Прежде чем критиковать наши законы, тебе следует их выучить. Так будет лучше.

— Но я могу критиковать их, когда мы наедине?

— Можешь.

— Это значит, что мы снова будем сражаться друг с другом, — мягко проговорила Бриттани.

— Так давай сразимся сейчас, — ответил Алек, целуя ее.

Лорд Грегори Уэнтворд постучал костяшками пальцев по столу.

— Какие у тебя новости, Тальберт?

Тальберт неловко поежился под взглядом стальных глаз.

— Мы нашли человека, который будет служить нашим целям из корыстных побуждений. Он будет извещать вас о вашей внучке.

— Вы уверены в верности этого человека? — Лорд Уэнтворд обошел стол и встал лицом к лицу с Тальбертом.

— Он будет служить верно, но не Англии, а другому хозяину. — Лицо лорда Уэнтворда приобрело такое грозное выражение, что Тальберт слегка попятился. После непродолжительной заминки он добавил: — Алчность не признает границ. За золото он сделает все, о чем вы его попросите.

Лорд Грегори взял с письменного стола мешочек с золотом, бросил его Тальберту.

— Если ты сделал хороший выбор и этот человек будет поставлять ценные сведения, то эти деньги твои. Если же нет, то ты вернешь мне вдвое больше.

Тальберт улыбнулся.

— Милорд, избранный мною человек не только обладает властью и имеет влияние, он будет пользоваться доверием и Кэмпбеллов, и Мактавишей.

— Что ж, посмотрим. Пришли ко мне леди Юнис.

Тальберт отвесил поклон и быстро вышел из комнаты, а лорд Уэнтворд вернулся к своему столу и разложенным на нем документам. Несчастье, постигшее Юнис, можно было обратить себе на пользу. Два шпиона всегда лучше, чем один, тем более что этого одного он не знает.

— Милорд, я польщена приглашением. Чем я могу тебе служить? — Изящная блондинка низко присела, склонив голову, но выражение ее лица отнюдь не было таким же почтительным, как поза.

— Леди Юнис, ты была столь добра, что навестила старика. — Он встал и указал ей на кресло. — Я узнал о твоих бедах и хочу оказать помощь.

Леди Юнис не улыбнулась. Губы у нее сжались в ниточку, а на лице отразилось откровенное раздражение.

— Неужели слухи распространились настолько далеко?