Тайна оберега - Татьяна Милях

Жизнь в доме боярина Григорьева не сильно тяготила Таяну. Боль разочарования постепенно отступила, но время от времени девочка, вспоминая о княжиче, начинала грустить. «Как он там? Наверное, счастлив с молодой женой и не вспоминает обо мне…», – проносились печальные мысли в её детской головке.

Таяна прислуживала Оленьке, но по большому счёту оставалась больше подружкой, а не прислугой боярышни. Девочки вместе занимались рукоделием, а строгая нянька, внимательно следящая за усердием благородной воспитанницы, порой ставила ей в пример аккуратную вышивку Таяны.

Зачастую Оленька даже завидовала своей служанке, поскольку та пользовалась большей свободой, чем она сама. С разрешения хозяев Таяна могла покидать терем и свободно участвовать в народных гуляниях, а самой боярышне разрешалось разве что посещать церковь да очень редко большие праздники. На свадьбы, где могли присутствовать незамужние девицы, девочку не брали. «Мала ещё» – говорили ей, и Оленька обиженно дулась. А потому Таяна стала её глазами и ушами и главной собеседницей.

Для обучения дворовых детей грамоте в дом боярина Григорьева пригласили местного дьякона. Узнав, что Таяна уже может писать и читать, отец Серафим подивился её умению и предложил позаниматься с ней латынью или греческим, но девочка больше заинтересовалась польским.

– Его полезней знать, отче. Да и чудной он. Смешной…Словно русский, но переделанный, – хихикнула она.

Как-то священнослужитель, закончив урок, поинтересовался у Таяны:

– Знаешь, девонька, давно поговорить с тобой хотел.

– О чём, отец Серафим?

– Вижу, храм ты посещаешь исправно, бога не забываешь, а вот слышал, что со знахаркой Пелагей дружбу водишь. Скажи, – вдруг понизил голос старик, – не вершит ли она каких колдовских да сатанинских ритуалов? Тебя ими не прельщает?

Девчушка вылупила глаза.

– Да бог с вами, отче. Ничего такого тётка Пелагея не делает. Она только травы собирает да людей ими лечит.

– Вот видишь, а это неправильно… Это от сатаны.

– Как же так, отец Серафим? А кто землю сотворил и всё живое на ней?

– Как кто? – нахмурился священнослужитель. – Конечно, всевышний.

– Раз так, значит, и травы, и коренья им созданы, а через эти травы господь и людей лечит. Причём тут нечистый? – взглянула невинными глазами Таяна.

– Смотрю, девка, умна ты не по годам, – внимательно прищурился учитель.

Священник разрешал девочке пользоваться своей библиотекой, и Таяна всё свободное время проводила за книгой, а прочитав, часто пересказывала истории Оленьке и дворовым слугам. Челядь только удивлялась, как это девчонка столько знает и запоминает, но о том, что было с ней ранее, ничего не помнит?

В очередной раз заметив девочку за книгой, дьякон поинтересовался:

– Что на это раз читаешь, Таянушка?

– «Истории Александра Великого».

– И как, понравилось?

– Не знаю, – пожала девочка плечами. – Не понимаю, почему его Великим называют?

– Ну как же! Александр Македонский, прославленный полководец, прожил хотя и недолгую, но очень яркую жизнь.! Великий царь! Победитель! Человек, задумавший стать властителем всего обитаемого мира. Он принес диким народам высокую культуру, построил города и храмы.

Девочка взглянула на старика откровенно непонимающим взглядом:

– Дикими, отче? Разве греки были дикими? Или персы? И кто ж это решил, какой народ дикий, а какой нет? Вон нянька Аглая сказывала, как они со стряпчим по делам в Москву поехали, а по дороге иноземного посла повстречали, так он их с дороги потеснил и варварами обозвал. А какие же мы варвары, отец Серафим? Если по-другому крестное знамение накладываем да в другие одежды рядимся, так сразу и дикие? Может, это они дикие? Слыхала, в европах этих люди словно звери какие живут… Бани не знают вовсе и нужников не держат и будто опорожнения прямо из окон на улицу выливают, – рассказывая, удивлялась Таяна и, подумав, добавила: – И кто же это культуру мечом-то несёт? Если города разрушают, мужиков убивают, женщин в полон берут, а детей сиротами оставляют? Неужто в этом величие, отец Серафим? Выходит, шайка разбойников, разграбив деревню, культуру ей несёт? И чем больше деревень лихоимцы ограбят, тем более великими станут? – вдруг задалась вопросом девочка и сама же на него ответила: – Нет, отче… Нет величия в поступках, если они приносят людям горе и слёзы. А храмы строил и не Александр вовсе, а рабы, в которых он превратил покорённых людей. Да и зачем ему весь мир? Разве это не тщеславие и не грех? – вопрошающе взглянула она, и священнослужитель растерялся.

– А знаешь, пожалуй, ты права, – неожиданно согласился дьякон и подумал: «Это ж надо: простая девчонка, а больше некоторых учёных мужей понимает».

Люди коротали холодные дни в томительном ожидании долгожданных перемен, но говорить о процветании страны было ещё рано. По обнищавшей после бесконечных дрязг земле бродили остатки польских войск, отряды воровских казаков, не желающих менять доходный промысел, и все они продолжали жить разбоем и грабежом.

В Новгороде засели шведы, поляки заняли двадцать русских городов, а татары периодически беспокоили южные рубежи, но всё же на горизонте появился просвет. В феврале Земской Собор выбрал нового царя, посадив на трон Российский шестнадцатилетнего Михаила Романова. Робкому и безвольному самодержцу досталась пустая казна и разорённая раздробленная страна. Юный царь восседал на троне, а все бразды правления в свои руки взяла его мать и её родственники.

Присягнув на верность новому царю, Левашов продолжал службу. До Таяны изредка доходили новости о княжиче, и, слыша, что он жив и здоров, девочка возносила благодарность господу.

За повседневными заботами прошло два года, пока царские войска, наконец, изловили последнего самозванца: атамана Ивана Заруцкого и Марину Мнишек, третий раз ставшую женой очередного Лжедмитрия.

Как-то морозным декабрьским днём Пелагея вернулась из Москвы страшно взволнованная.

– Это что ж такое творится, если детей малых за прегрешения родителей вешают? – запричитала знахарка.

– Что случилось? – нахмурилась ключница, и Пелагея рассказала о казни четырёхлетнего сына Марины Мнишек.

Мальчик был мал и хил, а сплетенная из мочал веревка оказалась слишком толстой для веса ребёнка и не смогла как следует затянуть петлю.

– Провисел мальчонка так ещё более трех часов. И всё маму звал, пока не умер, – всхлипнула ведунья и неожиданно нахмурилась. – Нехорошо Романовы правление начинают… Смутой и убиением ребёнка на трон взошли, как бы этим же их царское величие и не закончилось…

Шло время. Лютая зима сменялась цветущей весной, затем лето радовало жарким солнцем и тёплыми грозами, а после золотистая осень торопила людей собирать урожай, и снова, засыпая белым пухом, зима приходила на землю.

Шесть лет успело миновать со дня освобождения Кремля, на дворе настал 1619 год.