Властелин масок - Брайан Перро

— Замечательно! Медведь! Я никогда не видела таких животных. Знаешь, в наших краях есть только горгоны и змеи. И еще множество каменных изваяний, — она залилась своим колдовским смехом. — А теперь я отвечу на твой вопрос. Я помогла тебе потому, что мне тоже нужна помощь, и я надеюсь на тебя. Кармакас — злой колдун. Он использует свои колдовские чары, чтобы подчинить себе мой народ. Он вынудил нас придти в это королевство и заставил исполнять его волю. Если мы не подчиняемся его приказам, он велит змеям, которые заменяют нам волосы, кусать нас за плечи и шею. Это так больно! Поэтому мы кричим, и от этих криков содрогаются горы. Мы — ночные создания и плохо переносим солнце. Но это вовсе не значит, что мы злые и коварные. Да, наши чары превращают все живое в мертвый камень. Но чтобы не причинять никому подобных несчастий, мой народ обосновался за холмами в пустынях Востока. Горгоны сами послали меня помочь тебе. Верь мне! На самом деле мы никому не хотим зла и знаем, как вернуть жизнь каменным изваяниям. Это сложно, но выполнимо. Мы больше не хотим воевать, мы хотим вернуться домой и жить мирно. Однако мы не в состоянии победить Кармакаса в одиночку. Наши чары на него не действуют, он гораздо сильнее и держит нас в плену. Горгоны — его рабыни. Мы вынуждены либо служить ему, либо терпеть страшные мучения. Посмотри, какая у меня на плечах кожа, — тогда ты поймешь, что я хочу сказать.

Медуза оттянула платье. Ее плечи были покрыты зияющими ранами и уродливыми шрамами.

— Видишь, — сказала она. — Поверить не могу, что это вытворяют мои собственные волосы. А ведь мне так нравится моя прическа!

Беорф вновь обернулся человеком и наивно спросил:

— Почему же тогда ты не пострижешься, не избавишься от этих мерзких тварей?

— А ты бы отрезал себе руку или ногу, даже если бы они заставляли тебя страдать? — с досадой ответила Медуза. — Мои волосы — это часть меня; в каждой золотистой змейке, которую ты видишь, таится кусочек моей жизни. Я знаю их с тех пор, когда была еще совсем маленькой, у каждой из них есть имя. Отрезать их значит умереть. Поэтому я кормлю их и забочусь о них.

— Можно, я тебя о чем-то попрошу? — вкрадчиво спросил Беорф.

— Все, о чем хочешь, — ответила Медуза.

— Мне бы хотелось увидеть твои глаза, твое лицо.

И снова послышался милый смех горгоны.

— Ты совсем не слушаешь, что тебе говорят, маленький мишка! Это невозможно, ты немедленно превратишься в камень!

— Я знаю, что можно смотреть на горгону в зеркало, — заявил Беорф, расплываясь в довольной улыбке. — Я знаю, потому что уже случайно так делал. У меня есть зеркало и…

— У тебя есть зеркало!.. У тебя есть зеркало!.. — в ужасе закричала горгона. — Ты привел меня сюда, чтобы убить? Я знала, что тебе нельзя доверять! Я всегда говорила горгонам, что нельзя доверять тому, кто похож на человека! Вы злые и всегда хотите убить тех, кто отличается от вас! Если ты собираешься убить меня, давай, но не мучай меня разговорами о зеркале!

Беорф бросился к зеркалу и разбил его об пол. Затем он прыгнул на него, чтобы расколоть на тысячу кусков.

— Ну вот! Никакого зеркала! Нет больше зеркала, кончено! Никакой опасности! Успокойся, пожалуйста, ну успокойся же! Я не хотел тебя обидеть, не собирался угрожать тебе. Я сказал это, потому что мне кажется, ты очень красивая, и я хотел увидеть твои глаза, вот и все! Клянусь тебе!

Медуза успокоилась. Чеканя каждое слово, горгона сказала:

— Запомни навсегда, Беорф, что больше всего на свете мы боимся зеркал. Горгона не может видеть своего отражения в зеркале. Если это случится, внутренности ее разорвутся, и она тут же превратится в пыль. Это самая страшная из известных нам смертей. Я бы предпочла одну за другой отрезать всех змей на моей голове, чем знать, что нахожусь там, где есть зеркало.

Чтобы замять неловкость, Беорф со смехом выпалил:

— Вот и отлично, я никогда не любил девчонок, которые часами вертятся перед зеркалом!

После нескольких секунд молчания, еще более смущенный, он спросил:

— Но скажи, Медуза, есть кое-что, чего я не понимаю… я уже видел горгон в лесу и… уф, как бы это сказать? В общем, они были… скажем, несимпатичные, а вот ты…

Юная горгона вновь рассмеялась:

— Я чувствую, к чему ты клонишь. Когда нам исполняется ровно девятнадцать лет, то есть именно в том возрасте, когда принцессу Медузу настигло проклятие Кето, наши лица меняются. Мы становимся уродливыми, как это произошло с нею. Редко кому из нас удается избежать этой злой участи. И этот секрет никому не известен.

— А может, мы узнаем его, пока тебе еще нет девятнадцати?

Медуза на мгновение задумалась, а потом сказала с нежностью:

— А ты славный, Беорф, ты это знаешь?

Беорф расплылся в улыбке. И, слегка покраснев, важно ответил:

— Да, знаю.

Во время пира, устроенного феями в честь возрождения ордена властелинов масок, Амос перепробовал множество удивительных угощений, каких не видел никогда в жизни, и впервые узнал, что такое нектар из нарциссов, ромашек и лилий. А потом его пригласили на торжественный концерт. Музыка фей была несравненна. Звуки восхитительных мелодий пронзали Амоса до самого сердца. «Ничего удивительного, что Юнос был околдован», — подумал он, вспоминая своего друга, но вскоре и сам уснул в теплой траве под звуки небесной музыки.

Наутро феи принесли ему стакан росы и кусок пирога из розовых лепестков. После завтрака мальчик бережно взял маску, в которую был вправлен белый камешек, перекинул через плечо трезубец из слоновой кости и покинул Таркасисский лес. Он снова прошел по длинному проходу и вновь оказался на опушке. Каково же было его изумление, когда он увидел множество табличек с надписью: «Королевским указом вход в лес запрещен». Настороженно поглядывая по сторонам, он вышел на дорогу и заметил, что теперь она была выложена камнем.

«Такие вещи не происходят за одну ночь», — сказал он себе.

Впрочем, еще больше он удивился, достигнув границ Берриона. Городок стал в три раза больше. Откуда ни возьмись, появились внушительные стены. Над недавно построенным замком трепетало знамя. На штандарте были изображены солнце и луна, совершающие общий круг.

На воротах стоял стражник.

— По указу короля все дети, желающие попасть в этот город, должны называть свое имя.

Амос не верил ни глазам, ни ушам своим. Когда он в последний раз был в Беррионе, там не было, да и быть не могло никакой армии! А тем более мощных рыцарей, одетых в великолепные доспехи и вооруженных длинными мечами! Как это могло перемениться всего за одну ночь? Тут он снова вспомнил о Юносе, который танцевал в Таркасисском лесу всего-навсего несколько часов, — а прошло почти пятьдесят лет. Впрочем, Амос по-прежнему оставался ребенком, изменился только мир вокруг него.