Хроника объявленной смерти. объявленной заранее - Габриэль Гарсия Маркес

не мог признать законным, что жизнь использовала такое множество случайностей, запретных для литературы, чтобы без помех совершилась смерть, столь открыто объявленная заранее.

Но что больше всего тревожило его к концу тщательного расследования, так это то, что не нашлось ни одного, даже самого сомнительного факта, который подтверждал бы, что Сантьяго Насар действительно был тем, кто нанес оскорбление. Подружки Анхелы Викарио, которые пособничали в обмане, потом еще долго рассказывали, что, посвятив их перед свадьбой в свою тайну, она не выдала имени. В следственном заключении приводится их заявление: “Она сказала нам о чуде, но не о чудотворце”. Что же до самой Анхелы Викарио, то она стояла на своем. Когда следователь в своей обходной манере спросил, известно ли ей, кем был покойный Сантьяго Насар, она невозмутимо ответила:

— Виновником.

Так и записано в материалах дела, но без каких-либо уточнений о том, как всё случилось и где. Во время судебного процесса, который продолжался всего три дня, представитель истца делал особый упор на шаткость этого свидетельства. Растерянность следователя перед отсутствием улик против Сантьяго Насара была так велика, что его достойная работа местами выглядит подпорченной разочарованием. На полях страницы 416 красными аптекарскими чернилами он собственноручно написал: “Дайте мне предрассудок, и я переверну мир”. Под этой парафразой уныния легким росчерком тех же кровавых чернил он изобразил сердце, пронзенное стрелой. Для него, как и для ближайших друзей Сантьяго Насара, поведение последнего в предсмертные часы было решающим доказательством его невиновности.

В утро своей смерти Сантьяго Насар действительно не выказывал ни малейшего беспокойства, хотя прекрасно знал цену того оскорбления, которое вменялось ему в вину. Он сознавал всё ханжество окружавшего его мира и должен был понимать, что простодушные по природе своей близнецы не смогут снести обиды. Никто по-настоящему не знал Байардо Сан Романа, и всё же Сантьяго Насар знал его достаточно, чтобы видеть, что тот при всей внешней светскости не меньше других подвержен предрассудкам, впитанным с детства. Так что столь явная беспечность была бы чистым самоубийством. Больше того, когда Сантьяго Насар, наконец, узнал в последний момент, что братья Викарио поджидают его, чтобы убить, реакцией его была вовсе не паника, как уже не раз говорилось, — то была, скорее, растерянность невиновного.

Мое личное впечатление таково: он умер, не поняв, почему умирает. После того как Сантьяго Насар пообещал моей сестре Маргот позавтракать у нас, Кристо Бедойя, взяв его под руку, повел вдоль мола, причем вид у обоих был такой беззаботный, что это сбивало с толку. “Такие шли веселые, — сказал мне Меме Лоаиса, — что я возблагодарил Господа, решил, всё утряслось”. Не все, разумеется, так любили Сантьяго Насара. Поло Карильо, хозяин электростанции, полагал, что спокойствие того шло не от невиновности, а от цинизма. “Думал, деньги его защищают”, - сказал он мне. Фауста Лопес, его жена, добавила: “Как все турки”. Индалесио Пардо зашел в лавку Клотильде Арменты, и близнецы сказали ему, что, как только уедет епископ, они убьют Сантьяго Насара. Подобно многим другим, он подумал, что это бред с недосыпа, но Клотильде Армента убедила его, что дело серьезно, и попросила разыскать Сантьяго Насара и предупредить.

— Зря будешь суетиться, — сказал ему Педро Викарио, — считай, он уже всё равно что покойник.

Это был слишком явный вызов. Близнецы знали об узах, соединявших Индалесио Пардо с Сантьяго Насаром, и, должно быть, подумали, что он — подходящий человек, который сумеет предотвратить преступление так, чтобы на них не осталось позора. Однако Индалесио Пардо, встретив Сантьяго Насара под руку с Кристо Бе-дойей среди людей, покидавших порт, не решился его предупредить. “Духу не хватило”, - сказал он мне. Он лишь хлопнул каждого из них по плечу и позволил уйти. Они едва обратили на него внимание — всё еще были поглощены свадебными подсчетами.

Люди, возвращаясь, двигались в сторону площади, туда же направлялись Сантьяго Насар и Кристо Бедойя. Толпа была плотная, но Эсколастике Сиснерос показалось, что двое друзей шагают в самой гуще без труда, внутри пустого круга, — люди знали, что Сантьяго Насар должен умереть, и не смели прикасаться к нему. Кристо Бедойя также вспоминал необычное поведение по отношению к ним. “Глядели, будто у нас лица размалеваны”, - сказал он мне. Более того: Сара Норьега открыла свой обувной магазин в тот момент, когда они проходили мимо, и ее напугала бледность Сантьяго Насара. Но тот ее успокоил.

— Еще бы, милая Сара, — сказал он, не останавливаясь. — С такого-то похмелья!

Селесте Дангонд сидел у дверей своего дома в пижаме, подшучивая над теми, кто вырядился, чтобы приветствовать епископа, и пригласил Сантьяго Насара на чашку кофе. “Чтобы выиграть время, пока придумаю что-нибудь”, - сказал он мне. Но Сантьяго Насар ответил ему, что торопится переодеться, чтобы пойти на завтрак к моей сестре. “Я и не стал соваться, — сказал мне Селесте Дангонд, — как-то вдруг показалось, не могут его убить, раз он так точно знает, что будет делать”. Ямиль Шайум был единственным, кто сделал то, что намеревался. Едва до него докатился слух о происходящем, он вышел из дверей своего магазинчика тканей и стал ждать Сантьяго Насара, чтобы предупредить. Он был одним из последних арабов, приехавших вместе с Ибрагимом Насаром, его постоянным партнером по картам, а когда тот умер, продолжал оставаться другом и советчиком его семьи. Никто не обладал таким авторитетом, как он, для разговора с Сантьяго Насаром. Однако он подумал, что если слух беспочвенный, то он понапрасну встревожит человека, и предпочел посоветоваться прежде с Кристо Бедойей, который мог быть лучше осведомлен. Он окликнул его, когда друзья проходили мимо. Кристо Бедойя легонько хлопнул Сантьяго Насара по спине, — это было уже возле самой площади, — и двинулся на зов Ямиля Шайума.

— До субботы, — сказал он Сантьяго Насару.

Сантьяго Насар не откликнулся — он по-арабски обратился к Ямилю Шайуму, и тот ответил ему также по-арабски, скорчившись от смеха. “Это была игра слов — мы с ним всегда так забавлялись”, - сказал мне Ямиль Шайум. Не останавливаясь, Сантьяго Насар махнул им обоим на прощанье рукой и свернул за угол — к площади. Они видели его в последний раз.

Кристо Бедойя, едва дослушав то, что сообщил ему Ямиль Шайум, выбежал из лавки — догнать Сантьяго Насара. Он видел, как тот свернул за угол, но не нашел его среди множества людей, начавших рассеиваться по площади. Несколько человек, которых он спросил о нем, ответили одинаково:

— Только что видел его с тобой.

Кристо Бедойе казалось невероятным, что