В паутине - Люси Мод Монтгомери

Маргарет задержала дыхание от удовольствия.

Шепчущиеся Ветра — один из тех домов, в которые влюбляешься сразу, едва увидев, не имея ни малейшего понятия почему — может быть, из-за линии крыши, что так красиво выделялась на фоне зеленого холма. Маргарет очень нравилось это. Она прошлась по старому саду, начинающему приобретать черты заброшенности. Как ей хотелось прибрать его, вырвать сорняки, украсить. Вот здесь пестрая трава с лужайки вторглась на тропинку, а там нещадно разрослись незабудки. Сад и дом взывали к кому-то, кто позаботился бы о них. Они принадлежали друг другу — их невозможно было разделить. Казалось, что дом вырастает из сада. Кустарники и вьюны льнули к нему, чтобы поддержать и помочь. Если бы только она могла приобрести этот дом — с малышом в придачу — ей больше ничего не было бы нужно. Даже кувшин тети Бекки. Маргарет с жалостью осознала, что на какое-то время придется отказаться от стихов, иначе нечего и думать о кувшине. А она все еще хотела его.

Поскольку ей никогда не иметь Шепчущиеся Ветра, она хотела кувшин. Дэнди Дарк всегда был расположен к ней. Если на него ляжет ответственность распоряжения кувшином, у нее будет больше шансов, чем от тети Бекки. Жестокая старая тетя Бекки глумилась над нею, ее стихами и ее стародевичеством перед всем кланом. Маргарет понимала, что, возможно, неумна и невзрачна, незрела, незначительна и нежеланна, но это не умаляло боли от издевательств. Она никому не нанесла вреда. Почему ее не могут оставить в покое? Дэнзил и миссис Дэнзил вечно насмехались над ее «одиноким блаженством», а племянницы и племянники смеялись открыто. Но здесь, в этом уединенном тенистом маленьком саду, она забыла обо всем. Она перестала жалеть себя. Если бы остаться здесь, где в вечернем кленовом лесу перекликаются снегири. Слушать их.

Но пора идти домой. Миссис Дэнзил будет ждать ее, чтобы приготовить ужин для семейства и помочь подоить коров. Она с сожалением распрощалась с Шепчущимися Ветрами и направилась к дому, где жило семейство Дэнзила Пенхаллоу, квадратному, голому, с двором без единого дерева, Она поднялась в свою уродливую комнатушку с окнами на курятник, которую приходилось делить с Глэдис Пенхаллоу. Глэдис была там со своими подругами, как обычно размышляющими на высоких нотах. Здесь всегда шумно. Ни единой спокойной минуты. У Маргарет разболелась голова. Лучше бы она не ходила на прием тети Бекки. Он не принес ничего хорошего. Что касается старых «Путешествий Пилигрима», книге придется полежать на чердаке поместья Сосны, где она хранила свои вещи.

Как мило выглядела сегодня Гей Пенхаллоу! Такой юной. Что это значит — быть восемнадцатилетней? Маргарет позабыла, да и вряд ли когда-либо знала. Что произошло между Хью и Джоселин? И как осмеливается Тора Дарк, у которой имеется муж, выглядеть так привлекательно для других мужчин? И что это значит — поймать на себе мужской взгляд, подобный тому, каким сегодня Мюррей смотрел на Тору — хотя не его дело так смотреть на чужую жену. Бедняжка Лоусон! Ужасно видеть голод в глазах Найоми. И до чего щекотлива ситуация с Амброзин и кольцом! Маргарет не завидовала ей. Возможно, Амброзин в этом случае чувствовала то же самое, что и сама Маргарет по поводу Шепчущихся Ветров. Хотя, конечно, руки бедняжки Амброзин слишком тонки и узловаты, чтобы носить кольца. Маргарет с немалым удовлетворением взглянула на свои длинные, красивые пальцы.

Никто не сможет сказать, что у нее некрасивые руки. Роджер Дарк такой приятный молодой человек. Почему он до сих пор не нашел хорошую девушку себе в жены? Говорят, он сходит с ума по Гей Пенхаллоу, которая и не смотрит на него. Повсюду одно и то же. Любовь делает никчемным все, что ее не касается, заставляя, хоть и ненадолго, страдать. Внезапно Маргарет подумала, что Бог несправедлив. Она вздрогнула и отбросила эту кощунственную мысль. Похожую на то, что говорил этот ужасный Гранди. Бедная кузина Робина! Питер Пенхаллоу, по слухам, уехал в одну из своих экспедиций. Он всегда умудрялся жить со вкусом. Но Маргарет не завидовала ему. Она никогда не мечтала уехать. Все, что она хотела — найти место, где можно было бы пустить корни и спокойно стареть. Маргарет подумала, что совсем не против этого, если было бы можно состариться в покое. Трудно прилично стареть, если над тобой вечно смеются из-за того, что ты не молода. Но для женщин в клане имелся только один вид карьеры. Конечно, можно стать няней, учительницей или портнихой, или еще кем-то, чтобы заполнить время перед замужеством, но Дарки и Пенхаллоу не приняли бы этого всерьез.

XV

— Амброзин, скажи Джоселин, что я хочу видеть ее, прежде чем она уйдет домой, — приказала тетя Бекки.

Джоселин пришла в Серебряную Гавань пешком и собиралась вернуться домой таким же образом. Палмер Дарк отвез ее мать и тетю Рейчел на машине. Джоселин чувствовала, что на сегодня ей по горло хватило тети Бекки, но с готовностью вернулась в спальню. В конце концов, бедной старой душе не так уж долго оставалось побыть на этом свете.

Тетя Бекки возлежала на своих подушках. Она с серьезным видом взирала на маленькую старую ферротипию, висящую на стене возле кровати. Фотография была не слишком красива. По крайней мере, так считала Джоселин. Но ведь она не смотрела на нее глазами тети Бекки. Она видела пузатого напыщенного старика с бахромой усов на пол лица и худенькую, щуплую маленькую женщину в нелепом платье. В то время как тетя Бекки — крупного здорового румяного мужчину, чья жизненная энергия привносила терпкий вкус жизни в каждую минуту существования, и девушку с живыми глазами, чьи острый ум и лукавая веселость добавляли перчинки повсюду, где она присутствовала, а ее любовные интрижки всегда были возбуждающе-пикантными. Тетя Бекки вздохнула, повернувшись к Джоселин. Огонь покинул ее глаза, а язвительность — голос. Она стала тем, кем сейчас и была — очень старой, очень больной, очень уставшей женщиной.

— Присядь, Джоселин. Знаешь, лежала я здесь и размышляла, как много людей обрадуется, когда я умру? И никто не пожалеет. Мне кажется, Джоселин, что стоило прожить жизнь немного иначе. Я всегда развлекалась, глядя на них — не щадила их, они боятся меня. Я для них просто людоедка. Мне было весело смотреть, как они извиваются. Но сейчас… не знаю. Ко мне подкрадывается ужасное чувство — сожаления, что я не была ни добра, ни приятна, не была милым существом, таким как… как, например, Аннет Дарк. Все жалели, когда она умерла, хотя она в жизни не сказала ни единого умного слова. Но ей хватило ума умереть, прежде чем слишком состариться. Женщинам следует поступать именно так, Джоселин. Я слишком зажилась. Никто не заскучает обо мне.

Джоселин спокойно взглянула на тетю Бекки. Она знала, что та права в своих размышлениях. И ощутила тайную горечь в душе старухи, скрытую за сарказмом и бравадой. Ей захотелось успокоить ее, но не обманывать. Джоселин не умела ни врать, ни жить во лжи — из-за этого ей было нелегко существовать в своем семействе.

— Думаю, тетя Бекки, мы все будем скучать по вас намного больше, чем вы предполагаете, даже больше, чем можем себе представить. Вы… вы, как горчица. Иногда кусаетесь и трудно переносимы в больших дозах…

— Как, например, сегодня, — прервала ее тетя Бекки со слабой усмешкой.