Призрак автора - Джон Харвуд

Джулия подождала несколько минут, но служитель так и не вернулся, и вспыхнувший было в ней огонек любопытства постепенно угас. Она вновь оказалась во власти меланхолии; собрав свои вещи, она покинула читальный зал. Небо было низким, темным и грозило дождем или даже снегом, так что она быстро пересекла внутренний двор и попросила констебля, дежурившего у ворот, вызвать для нее кеб. Ожидая на тротуаре улицы Грейт-Рассел, она заметила приближение сразу двух экипажей, которые сворачивали с улицы Монтаг. Раздался свисток констебля; и следовавший сзади кеб вырвался вперед, пытаясь обогнать первый, так что кареты едва не столкнулись, и уже в следующий момент извозчики схватились в жестокой перепалке. Один из них соскочил с козел, второй последовал его примеру, и Джулии показалось, что она заметила болтавшийся у него на шее красный шарф; но лишь когда из дверей соседнего дома выплыла необъятных размеров женщина в черном балахоне, с большим свертком странной формы в руках, своим появлением заставившая извозчиков расступиться, чудовищный смысл происходящего стал доходить до сознания Джулии. В тот же миг она услышала, что к ней обращается констебль, и, обернувшись, увидела третий кеб, который подъехал со стороны Музейной улицы.

— Лучше вам сесть в этот экипаж, — сказал констебль. — А я пока разберусь, в чем там дело.

Оцепенев от ужаса, Джулия слепо повиновалась. Пока кеб разворачивался, она успела заметить, что возчики, завидев констебля, бросились к своим экипажам, а широкая спина женщины удалялась в направлении Саутгемптон-Роу.

На следующий день, ровно в десять утра, она уже была в читальном зале, хотя до этого никогда еще не появлялась там в такую рань. День выдался сырым и туманным, отопление в музее было явно недостаточным, чтобы она могла согреться после поездки, но Джулия не обращала внимания на легкий озноб — все ее мысли были устремлены к загадочному черному томику, а это значило, что прежде всего нужно отыскать человека, который приносил его, ведь на самой книге не было шифра. С того самого момента, как она пробудилась от тревожного сна, ее терзали сомнения, действительно ли в книге была описана сцена уличного происшествия или все-таки это был тот самый эффект дежавю. С ней уже случалось подобное, когда вдруг в разговоре она слышала странно знакомые фразы, но то, что произошло вчера, было для нее внове.

Однако поиски вчерашнего служителя не увенчались успехом. Она поймала себя на том, что даже не может описать его внешности, настолько он был бесцветным. Ей запомнилось лишь, что был он высокого роста и одет в подобие серого костюма; память выдавала только очертания. Дежурные служители старались помочь ей, как могли, и даже предложили на опознание три кандидатуры, но все было тщетно. В то же время ее старательно убеждали в том, что книг без шифров читателям не выдают; да, название и имя автора могли отсутствовать, но чтобы шифр — это абсолютно исключено, мадам, книга без шифра — все равно что душа без имени в день Страшного суда. Джулия была не в силах сопротивляться натиску библиотекарей; к тому же она понимала, что настаивать бесполезно, они просто подумают, что книга приснилась ей (разумеется, она умолчала о том, что произошло на улице в тот день), и, опустошенная бесплодными усилиями, она вернулась на место.

Стоило ей оказаться за тем же столом, что и вчера, мучившие ее сомнения разом развеялись; да, книга все-таки была в ее руках, перед глазами стояли строчки, отпечатанные на первой странице, и она четко помнила, как пыталась перевернуть страницу, но обнаружила, что листы не разрезаны. Несколько раз она вставала из-за стола и бродила по залу, пытаясь отыскать человека в сером, но все было напрасно. Туман, висевший под куполом, казалось, был еще гуще, чем вчера, а посетителей было непривычно мало; если не считать одинокой фигуры, неподвижно сидевшей за несколько столов от нее, весь ее ряд был свободным. Чтобы хоть как-то успокоиться, она принялась писать, перенося на бумагу впечатления прошедшего дня, и полностью растворилась в этом занятии, вспоминая мельчайшие подробности пережитого. Воздух сгущался вокруг нее, она уже чувствовала тепло, поднимавшееся снизу от трубы отопления, а ровный скрип пера словно гипнотизировал ее. Джулия не знала, сколько времени прошло, но, когда она в очередной раз механически потянулась к чернильнице, до нее вдруг дошло, что в зале стоит гробовая тишина, и, оглядевшись, она обнаружила, что окружена плотным кольцом тумана.

Ее первой мыслью было, что кто-то оставил открытыми дверь или окно, но это было абсурдом: она никогда не видела, чтобы в помещении стоял такой туман; должно быть, природа в очередной раз преподнесла сюрприз. Она сидела в коконе света от настольной лампы, а тем временем туман становился все плотнее. Его холодные струи уже лизали стол, источая какой-то странный запах золы и серы, и казалось, будто огромное морское чудовище поднимается из глубин. Она находилась не так уж далеко от центра зала; все, что от нее требовалось, это встать из-за стола и осторожно двинуться влево, а потом еще раз повернуть налево, чтобы добраться до выхода. Но что потом? Наверняка снаружи туман еще сильнее, и к тому же было во всем этом что-то тревожное, отчего ей никак не хотелось покидать свой островок света. Возможно, ей следовало позвать кого-то из служителей; но почему тогда она не слышала, чтобы кто-то еще звал на помощь? Ведь в соседних рядах тоже сидели читатели, и разве не должны были служители обойти зал и успокоить людей? Между тем кругом стояла зловещая тишина, нарушаемая лишь легким шорохом тумана.

Но ведь не мог же туман издавать звуки? Этот шорох, доносившийся слева, был порожден явно не туманом; похоже, кто-то неумолимо приближался к ней. Шорох подкрался совсем близко и замер; пелена тумана по-прежнему не пропускала света; и тут до нее донесся слабый скрежет отодвигаемого стула — похоже было, что соседнего, — а потом раздался скрип, как будто кто-то сел на него.

И снова воцарилась тишина. Джулия пыталась убедить себя в том, что рядом расположился читатель, заблудившийся в тумане и решивший подождать, пока пелена рассеется. Очень медленно, не отрывая взгляда от своего невидимого соседа, Джулия начала приподниматься со стула, надеясь незаметно пробраться к выходу. Но стул предательски скрипнул, и в тот же миг пелена тумана, подобно занавесу, взмыла вверх.

Хотя и изрядно удивленная происходящим, Джулия с облегчением обнаружила, что рядом с ней сидит ребенок, девочка лет восьми, с золотистыми кудряшками и розовыми щечками, одетая в белое накрахмаленное платье с нижней юбкой. Но сохранить душевное равновесие надолго ей не удалось. Было что-то застывшее и неестественное в этом детском личике, которое улыбалось Джулии, и особенно в глазах, которые поначалу смотрели вниз, но вдруг широко распахнулись, причем с громким щелчком. Это были глаза-пуговки куклы, а лицо выглядело совсем как фарфоровое; и все-таки девочка была живая, судя по тому, как она сучила ножками, явно намереваясь сползти со стула и подойти к Джулии.

У Джулии волосы на голове зашевелились; во всяком случае, ощущение было именно такое. Щелчок, с которым открылись глаза девочки, отозвался в ней нечеловеческим ужасом. Она знала, что тотчас умрет, если только улыбающаяся живая кукла прикоснется к ней; страх парализовал ее, и она не могла издать ни звука. Между тем атласные туфельки коснулись пола; Джулия как ужаленная вскочила со стула и отпрянула в сторону, прорезая стену тумана. Пробираясь между рядами, где по-прежнему не видно было ни души, она продолжала пятиться назад, пока не ударилась о стеллаж с каталогами; двигаясь на ощупь вдоль него, она вынырнула, как ей казалось, в другом крыле зала, где остановилась, чтобы отдышаться и прийти в себя. Все это время она прислушивалась, не шуршит ли рядом накрахмаленное платьице.