Куда Кейнс зовет Россию? - Солтан Дзарасов

Из этого богатого материала сошлемся лишь на один приводимый там факт, проливающий свет на то, что тогда происходило. Вскоре после начала приватизации обнаружилось, что доходы в бюджет стали поступать в таком объеме, что государство уже не могло выполнять свои обязательства, несмотря на то, что в его собственности еще оставалось немало предприятий с большими активами. Тогда для новой волны захвата собственности был придуман очередной ловкий ход. Были объявлены так называемые «залоговые аукционы», по которым под залог акций оставшихся еще у государства предприятий ему был предоставлен кредит от отобранных правившей верхушкой коммерческих банков, которые сами возникли путем пиратского захвата криминалом счетов и средств государственных институтов. Афера состояла в том, что такие образованные из украденных средств банки выдали кредит теми же деньгами, а поскольку государство не смогло вернуть кредит (так было предусмотрено заранее), то предприятия перешли в собственность кредиторов. В упомянутом отчете Счетной палаты Российской Федерации отмечено, что «сделки кредитования Российской Федерации под залог акций государственных предприятий могут считаться притворными, поскольку банки фактически «кредитовали» государство государственными же деньгами. Минфин России предварительно размещал на счетах банков – участников консорциума средства, практически равные кредиту, а затем эти деньги передавались Правительству Российской Федерации в качестве кредита под залог акций наиболее привлекательных предприятий. В результате банки, «кредитовавшие» государство, смогли непосредственно либо через аффилированных лиц стать собственниками находившихся у них в залоге пакетов акций государственных предприятий» (Stepashin, 2004, p. 62).

Такого рода фактам не было числа. Из них-то и создана российская рыночная экономка. В результате у нас сложился тип предпринимателя, глубоко отличный от западного. Его российский аналог возник не в результате конкуренции и естественного отбора, а путем насильственного захвата чужой собственности, а потому иного способа борьбы за место в жизни он не знает. Честная конкуренция ему непонятна, и он к ней не способен. Если же он встречается с конкурентом, то не пытается его превзойти, а с помощью киллера убирает его с дороги. Поэтому вместе с приватизацией началась волна массовых убийств одних собственников другими, сопровождавшаяся концентрацией собственности в руках победителей кровавого побоища. Российская приватизация была невиданным в веках пиратским захватом народной собственности. Профессор Гарвардского университета (США) М. Гольдман назвал это «пиратизацией России» (Гольдман, 2005).

Для ее оправдания была пущена версия о «бесхозном характере общественной собственности», якобы ничем не отличающейся от кем-то когда-то закопанных на необитаемом острове сокровищ, законно перешедших к тем, кто их нашел. Между тем «собственность» ничейной быть не может по определению, как и «ничейное» нельзя определить как кому-то принадлежащую собственность. Но логические тонкости определения никого не интересовали. Важно было найти хоть какое-нибудь оправдание наступившему произволу, если народ можно одурманить до равнодушия к своей судьбе. Это и было сделано.

Хотя последствия насильственной приватизации и монополизации рынка будут рассмотрены ниже, но здесь надо сказать о том, что ее кровавое зарево на нашем небе стало подниматься с самого начала. Но только после двух лет преобразований до общества дошел их зловещий смысл. Приватизация стала встречать серьезное сопротивление демократически избранного тогда парламента – Верховного Совета Российской Федерации, отказавшегося безоговорочно штамповать соответствующие указы президента. Тогда признанный западными лидерами в качестве демократического лидера России президент Борис Ельцин приказал танковой дивизии окружить здание Верховного Совета и ясным солнечным днем 4 октября 1993 года на виду всего мира расстрелять его из своих орудий. Я стоял вместе в теми, кто за этим наблюдал, и своими глазами видел, как танки палили по Белому дому (названному так по цвету облицованного камня), где заседали депутаты Верховного Совета и который от возникшего пожара и копоти сразу превратился в черный. (Наглядный пример ошибочности распространенного представления, будто антикоммунизм тождественен демократии.) Было множество убитых и раненых из числа собравшихся поддерживать позицию Верховного Совета. Сколько людей пострадало, до сих пор точно не известно, а уцелевшие руководители законодательной власти были арестованы на глазах всей публики. Картина снималась и показывалась всеми телекомпаниями мира, что не помешало решить главное – криминальная приватизация получила зеленый свет по указам президента. В условиях возникшего кризиса в соответствии со своим статусом Конституционный суд предложил единственно верное решение о роспуске существовавших органов власти и проведении новых выборов Верховного Совета и президента. На это российский президент с одобрения руководителей щеголяющих своим демократизмом западных стран ответил танковым расстрелом непослушного парламента, а Конституционный суд тем же неправомерным указом президента был объявлен распущенным. Демократические процедуры принятия решений были выброшены за борт.

К сожалению, ни эта дикость, ни суть и последствия приватизации не получили должной оценки ни в российской, ни в мировой научной литературе. Даже сейчас, когда картина неблагополучия нашей экономики стала ясной, нет серьезного разбора теоретических истоков принятой нами модели экономики. Серьезной болезнью нашей экономической науки раньше был и остается до сих пор конформизм ученых, в своем большинстве всегда предпочитавших приспосабливаться к существующему строю. Поэтому объективный анализ и оценка нашей ситуации и сейчас не находят дорогу к широкой общественности.

Неудивительно, что возникшая таким путем и функционирующая на принципах полного произвола экономика не может иметь успеха. Советская экономика, как бы теперь ее ни оценивать, на протяжении всего своего периода развивалась высокими темпами. Однако здесь мы не будем отвлекаться на рассмотрение этого вопроса и отсылаем западного читателя к работе (Ofer, 1987), где дается редкое на Западе правдивое освещение этой проблемы. Здесь же ограничимся сравнением итогов двадцати лет развития по пути рынка с теми, которые были получены в итоге предыдущих двадцати лет по пути планового развития. Для этого рассмотрим, прежде всего, данные таблицы № 2.2, которые показывают развитие советской экономики за 20 лет, предшествовавших времени начала рыночных реформ по неоклассической модели.

Таблица № 2.2. Основные показатели экономического роста СССР за 1970-1989 гг.

Таблица составлена по данным: «Народное хозяйство СССР». Статистические ежегодники за соответствующие годы.

Как видно из приведенных данных, за двадцать дореформенных лет национальный доход страны вырос в 2,3 раза, промышленная продукция в 2,5, сельскохозяйственная продукция в 2,2, инвестиции в 2,3 раза и т. д. В течение этого времени (как, впрочем, и раньше) рост советской плановой экономики был достаточно высоким. Это не значит, что он был гладким. Темпы роста со временем стали снижаться, а за количественным ростом скрывались недостатки качественного характера. Усиление технико-экономического отставания СССР от развитых стран и неразвитость потребительского сектора были главными из них. Но как бы то ни было, более чем двукратное увеличение основных показателей экономического развития за указанные годы никак нельзя оценивать как нечто, обязательно ведущее к краху.