Дамы Амстердама. Жизнь в витрине. Откровенные истории квартала «красных фонарей» - Мартина Фоккенс

– Я собираюсь намазать тебя ими с ног до головы. М-м-м, как я сейчас возьмусь за тебя!

Ринус счастлив.

После всего он остается еще на некоторое время и говорит:

– Мария, ты гений. Как всегда, впрочем. Увидимся!

Целует меня и веселым шагом идет к двери. – До скорого, дружочек!

Луиза: Мы с Флорисом познакомились в шестидесятых и сейчас встречаемся регулярно. Он стал для меня настоящим другом.

В Амстердам я наведывался с пятнадцати лет. Мне нравилось прогуливаться по Валлену, там всегда было полно семей с детьми, туристов-иностранцев и еще кое-что особенное: женщины в витринах за стеклом. В Германии такое тоже можно встретить, но там такие улочки закрыты заборами, так что снаружи ничего не видно. И до восемнадцати вход воспрещен. А квартал «красных фонарей» привлекал толпы туристов. Проблем с безопасностью не было. Позднее коллеги-англичане говорили мне, что Амстердам – самый приятный для жизни город, и что атмосфера в нем царит расслабляющая и непринужденная. А Валлен вот уже несколько десятилетий – самый веселый и оживленный амстердамский квартал.

Когда мне было лет пятьдесят, я напоролся на банду из тридцати марокканцев в возрасте от двенадцати до двадцати. Я не испугался и пригрозил свернуть шею кое-кому из них, и за это получил чувствительный толчок в спину. Это случилось в Коггестраат, по дороге из Сингел в Спуйстраат.

А сейчас, случись с вами такое, вам воткнут нож между лопаток или подстрелят!

Когда я был мальчишкой, столкнулся в Валлене нос к носу с собственным отцом. Он курил сигару и приятно проводил время за болтовней с милыми дамами.

Когда-то у меня была постоянная женщина там, но после встречи с бандой марокканцев мало-помалу отпало желание навещать Амстердам. Сейчас мне семьдесят, я наблюдаю со стороны за жизнью в Валлене, за накокаиненными шлюхами и нечистью из Восточного блока, и этот квартал, так привлекавший меня когда-то, совсем мне разонравился.

Так что я приезжаю в Амстердам просто покататься на речном трамвайчике.

Луиза, 1964

Моя подруга Элли ждала ребенка от своего приятеля Эмиля. Первые четыре месяца беременность никак не сказывалась на ее внешности, но на пятом Элли начала стремительно округляться. Ее интересное положение стало заметно окружающим. Следующие месяцы были нелегкими. Она жила над борделем в одной из задних комнат. Время неслось с дикой скоростью, на восьмом месяце у нее почти не осталось клиентов, но другого способа заработать на жизнь она не знала. Ее друг Эмиль регулярно наведывался в Валлен. Он жил со своей матерью в Ривьеренбуурте, довольно богатом квартале на юге Амстердама. Его семья не должна была узнать о беременности Элли, так что он делал вид, что ничего не происходит. Трус, да?

Наступил последний месяц беременности. Был конец января. Зима выдалась суровой, мы обе работали на улице. Я еще как-то справлялась, но Элли было совсем тяжко. Сердце разрывалось смотреть на нее, как она ежится на ледяном ветру, – а ведь она вот-вот должна была родить.

Я не сводила с нее глаз. Она стояла нахохлившись на углу и выглядела сегодня совсем плохо. Она сказала:

– Лу, что-то мне нехорошо.

– Да, я вижу.

– Я пойду наверх. Ты еще долго будешь работать?

– До вечера, наверное.

– Если я начну рожать, сможешь поехать со мной в больницу Вильгельмины Гастейс?

– Конечно, Элли. Я буду с тобой, пока ты не родишь.

– Ты очень добра.

– Ты же мне как сестра.

Я подумала, что роды могут начаться уже сегодня ночью, так что хорошенько прибралась в комнате, чтобы быть готовой. Приняла еще нескольких клиентов и сочла, что на сегодня достаточно. Поднялась к Элли, чтобы узнать, как она. Элли уже собрала сумку. У нее начались схватки.

– Все, Элли, поехали.

И вот мы в машине, едем в больницу. Уже за полночь. В больнице нам пришлось довольно долго ждать в приемном покое. Вскоре Элли пригласили внутрь и выделили ей кровать в общем зале, где было множество таких же кроватей, разделенных ширмами.

Врач спросил у нее:

– Ваш муж приедет? Может, ему позвонить?

– Нет, – ответила Элли, – герр Оргель не приедет.

Я подумала: «Хоть бы ребенок родился сегодня, тогда все будет хорошо». Я вышла подождать в коридор. Такое было правило. Видите ли, я могла ненароком увидеть голых женщин! В те времена на родах могли присутствовать только муж или близкие родственники роженицы, но у Элли не было никого. Эмиль, господин-ничего-не-происходит, приезжать не собирался. Мои нервы были на пределе. И тут я услышала плач ребенка.

За мной пришла медсестра:

– Элли, мои поздравления…

– Спасибо, Лу. У меня сын, с ним все хорошо.

Медсестра протянула мне ребенка и поздравила с рождением сына у моей подруги. Такой хорошенький мальчик! У него были густые вьющиеся темные волосы.

– Как его назовешь?

– Я назову его Лонни Оргель.

– Супер, модное американское имя!

Итак, все благополучно завершилось. В конце недели Элли вернулась на Аудезейтс Форбургвал. С ребенком. Но в борделе было запрещено держать маленьких детей, которым больше шести недель: могли начаться проблемы с полицией. Вначале все было хорошо, но шесть недель пролетели быстро. И что теперь? Элли нужно было подыскать Лонни приемную семью, это оказалось сложнее, чем она себе представляла. После долгих колебаний она нашла семью в Нигтевехте. Отличный вариант, я-то знала: трое моих детей тоже жили там. Чудесное тихое место на берегу Вехта.

Малыш Лонни отлично ел и рос как на дрожжах, а вот Элли заболела. Она никак не шла на поправку. Настал день, когда кроху должны были передать в приемную семью – бог знает на сколько, – а Элли была не в состоянии приехать. Ей было так плохо, что она не стояла на ногах. Так что Лонни в Нигтевехт отвезла я, вместе с Вимпи и Эмилем. До чего же это было трудно и грустно! Тем более что Элли не смогла сама попрощаться с сыном. А Эмиль не осмеливался взять на себя ответственность за него – из-за своего положения в обществе.

В Нигтевехте ребенка приняли с распростертыми объятиями. Эмиль сам внес сына в дом. Можно было подумать, что вся деревня высыпала навстречу новому отпрыску из квартала «красных фонарей». Целое событие! Новая семья приняла ребенка блудницы.