Операция "Трест". Шпионский маршрут Москва - Берлин - Париж - Армен Гаспарян

«15 августа.

На крестьянской телеге сложены чемоданы. Мы идем за ней следом. Ноги наши вымочены росой. Сияет луна. Она сияет так ярко, что можно подумать, что это день, а не ночь, если бы не полная тишина. Только скрипят колеса. Больше ни звука, хотя деревня недалеко. Холодно. Мы жадно пьем свежий воздух – воздух России. Россия в нескольких шагах от нас, впереди…

Мы выехали в Россию по настоянию Сергея Павловского. Он должен был приехать за нами в Париж. Но он был ранен при нападении на большевистский поезд и вместо себя прислал Андрея Павловича и Фомичева.

Мы идем быстро, в полном молчании. За каждым кустом, может быть, прячется пограничник, из-за каждого дерева может щелкнуть винтовка. Вот налево зашевелилось что-то. Потом направо. И вдруг всюду – спереди, сзади и наверху – шумы, шорохи и тяжелое хлопанье крыльев. Звери и птицы…

Пролетела сова. Это третий предостерегающий знак: утром разбилось зеркало и сегодня пятница – дурной день.

Мы идем уже больше часа, но усталости нет. Мы идем то полями, то лесом. Граница вьется, и мы мало удаляемся от нее. Но вот в перелеске тарантас и подвода. Лошади крупные…

До Минска нам предстоит сделать 35 верст.

Деревня. Лают собаки. Потом поля, перелески, опять поля, снова деревня. И опьяняющий воздух. А в голове одна мысль: поля – Россия, леса – Россия, деревни – тоже Россия. Мы счастливы – мы у себя.

Высоко над соснами вспыхнул красноватый огонь. Что это? Сигнал? Нет, это Марс. Но он сверкает как никогда.

Дорога скверная, в ямах. На одном из поворотов тарантас опрокидывается. Мы падаем…

16 августа.

На заре мы сделали привал в поле. В небе гаснут последние звезды. Фомичев объявляет со смехом:

– Буфет открыт, господа!

Он предлагает водки и колбасы. Мы бранили его за то, что он забыл купить хлеба.

Лошади трогаются. Вот, наконец, и дома. Приехали. Минск. Пригородные улицы пусты. Редкие прохожие оборачиваются на нас, хотя в Вильно мы оделись по-русски: мужчины в нашлепках, а я в шерстяных чулках и т. д. Мы идем, и кажется, что пригороду не будет конца: бессонная ночь внезапно дает себя знать…

Мы останавливаемся у одного из домов на Советской. Здесь мы отдохнем и вечером уедем в Москву. Поднимаясь по лестнице, я говорю:

– В этой квартире живет кто-нибудь из членов нашей организации?

– Да, конечно, – отвечает кто-то…

Я чувствую смутное беспокойство. Я присаживаюсь к столу. Приносят завтрак…

Вдруг с силой распахивается двойная дверь из передней:

– Ни с места! Вы арестованы!

Входят несколько человек. Они направляют револьверы и карабины на нас. Впереди военный, похожий на корсиканского бандита: черная борода, сверкающие черные глаза и два огромных маузера в руках. Со стороны кухни тоже появляются люди. Обе группы так неподвижны, что кажется, что они восковые. Первые слова произносит Борис Викторович:

– Чисто сделано. Разрешите продолжать завтрак.

Красноармейцы с красными звездами на рукавах выстраиваются вдоль стены. Несколько человек садятся за стол. Один небольшого роста, с русою бородой, в шлеме располагается на диване рядом с Александром Аркадьевичем.

– Да, чисто сделано, чисто сделано, – повторяет он. – Не удивительно: работали над этим полтора года…

– Как жалко, что я не успел побриться, – говорит Борис Викторович.

– Ничего. Вы побреетесь в Москве, Борис Викторович… – замечает человек в черной рубашке с бритым и круглым спокойным лицом. У него уверенный голос и мягкие жесты.

– Вы знаете мое имя и отчество? – удивляется Борис Викторович.

– Помилуйте, кто же не знает их! – любезно отвечает он и предлагает нам пива…

Я говорю:

– Нас было пятеро. Теперь нас трое. Нет Андрея Павловича и Фомичева.

– Понятно, – говорит Борис Викторович.

– Значит… все предали нас?

– Конечно.

– Не может этого быть…

Но я должна верить Пиляру.[9] Он один из начальников ГПУ.