Самое древнее зло I. Брянский фоллстрайк - Максим Лагно

Вдобавок в дверь постоянно трезвонили. Между взрывами и треском энергии, я слышал глухие голоса соседей, грозившихся вызвать полицию, если я не прекращу «адский дебош». Как они точны в описании происходящего!

Обернувшись, обнаружил, что Рельсон полз вслед за мной:

– А ты куда?

– Я думал, вы хотите прочь отсюда…

– Вернись на место, как приказала Бленда.

Рельсон утёр нос, поправил пальто и пополз обратно.

Завладев рюкзаком, я бросился обратно в наш угол, молясь, чтобы ни один магический снаряд не попал мне в спину. Стены квартиры тряслись, вся мебель была разбита в щепки. Остатки люстры покачивались при каждом взмахе световых плёток Бленды.

Первомаг начал отвечать на атаки, выпуская на магов прозрачные копья, словно созданные из света. За каждым большим копьём следовал рой световых стрел. Теперь усилия Бленды были направлены больше на защиту от них, чем на удары по кокону.

Бесноватая Аделла прыгала от стены к стене, как тигрица в клетке.

Один Слюбор, закутанный в плащ, выглядел странно. Он не производил никаких лучей или энергии. Прикрыв глаза и склонив голову набок, висел в десятке сантиметров от пола, словно спал, утомлённый дракой.

Звонки в дверь и крики соседей замолкли.

– Слюбор заставил их думать, что ты прекратил шуметь, – пояснил Рельсон. – Фулели воздействуют на чужое сознание.

– А ты кто? – спросил я. – Почему не помогаешь товарищам?

– Не товарищи они мне. Да и не умею я как они. Это же высшая степень боевой магии, такое я только в умобразах видел. Я животновод. Отец содержит в Енавском Княжестве фермы и пастбища…

Я достал фотоаппарат. Меняя портретный объектив на «ширик», спросил:

– А зачем в портал полез?

– Я не полез. Я искал своё пальто, используя руль поиска, который, между прочим, десять дней мастерил, это ведь тоже задача для мага Первой Отметки. Ползал в кустах, увидел, что пришли эти четверо и наставник с ними. Ну, я не стал вылазить, занятия-то я прогулял, получается. А они открыли портал переброски прямо над моей головой. Я и за траву, и за землю цеплялся, но меня всё равно засосало.

Удар светового копья прервал его рассказ. Закричав от боли, Рельсон принялся кататься по полу:

– Ай, вытащи, вытащи!

Сколько я ни пытался ухватить световое копьё, оно проходило сквозь мои руки, легонько их обжигая:

– Тут магия нужна. Я не знаю что делать!

– А-а-а, больно, как больно… Я умираю…

Перестав трепыхаться, он раскинул руки и быстро-быстро что-то забормотал. Тощее тело Рельсона начало сжиматься. Одновременно с этим его руки превратились в крылья, но тоже стремительно уменьшились. Световое копьё разлетелось в пыль.

В следующую секунду вместо человека на полу прыгала птичка, чуть крупнее воробья. Оттолкнувшись, она взмыла в воздух.

– Рельсон, вернись, – закричала Бленда.

Но испуганная птичка сделала несколько бестолковых зигзагов по комнате и, врезавшись разок в остатки люстры, вылетела в окно.

Я пожал плечами и начал фотографировать происходящее.

2

Когда я смотрел на мир через объектив, происходила своего рода магия. Я превращался в машину по поиску ракурсов.

Любой, кто занимается фотографией профессионально, а не «для себя», кто зарабатывает этим на жизнь, знает это ощущение. В таком состоянии фотографы способны бесстрастно фиксировать умирающего от голода ребёнка в Африке, раненного ребёнка в Сирии, мёртвого ребёнка на Украине.

За это фотографов называют бездушными.

Так и есть. Мы вкладываем душу в снимок, на себя уже не остаётся.

Вот и сейчас, когда смотрел через объектив, я перестал бояться световых копий, который десятками посылал Первомаг на студентов магической академии. Моё тело сейчас предназначено только для того, чтобы поставить камеру под нужным углом. Или выставить настройки так, чтобы световые линии боевой магии не засвечивали кадр.

Я профи, нет нужды смотреть на экран, чтобы знать, когда вышел удачный снимок.

Вот сосредоточенное и красивое лицо Бленды Роулли, наполовину сокрытое снопом красных искр, что высекали её огненные хлысты. Крепко сжатые побелевшие губы иногда приоткрывались. Бленда делала глубокий вдох, словно выплывала на поверхность воды, и губы снова сжимались. Она похожа на хирурга, проводящего сложную операцию.

Вот мутировавшая Аделла замерла на потолке: наполовину звериное тело собрано в пружину, хвост с острой кисточкой на конце нацелен на кокон Первомага, глаза горят красным огнём, мускулистые лапы напряжены, рыжая шерсть стояла дыбом, кое-где в ней торчали обломки световых копий. Именно на этом снимке будет заметно, что Аделла сильно пострадала от самозащиты Первомага. Обломки световых копий затухли, на их месте остались кровоточащие раны.

Слюбор стоял, как изваяние, закутавшись в свой плащ. Этот толстый парень – островок спокойствия в буйстве вокруг него. Плащ уже пробит в нескольких местах. Но Слюбор непоколебим, его фигура потеряла добродушную полноту. Он – тёмная неизвестность, готовая развернуться в сокрушающую силу иллюзии.

Вот Хадонк продолжает свои энергичные, но совершенно бессмысленные движения: пытается сомкнуть разведённые руки, но неизвестная сила продолжает тащить их обратно. Он похож на спортсмена, проигрывающего состязание. Лицо выражает решимость и злость на себя, злость на недостаточность усилий.

Вот его споггель замер в воздухе, перехватив световое копье, намеченное прямо в лицо Аделлы. Но второе копьё ускользнуло от семейного духа. Раздался оглушительный рык, переходящий в вой, а потом в обычный крик.

Пронзённая навылет Аделла покатилась прямо на меня: огромный ком мускулов, огня и когтей, готовый меня раздавить. Но я спокойно отшагнул в сторону и продолжил снимать.

Ведь я смотрел на мир через объектив.

Прокатившись по полу, Аделла замерла у моих ног, стремительно превращаясь в саму себя. Остатки одежды, которые ранее растянулись и лопнули, теперь обвисли широким балахоном. Оскаленная морда мутировала в окровавленное лицо с закрытыми глазами. Пробитые лапы с мокрой от крови шерстью – в бледные руки, изрезанные и исцарапанные.

Отбросив камеру на бок, я присел перед ней и крикнул:

– Что делать? Что делать?

Световое копьё торчало прямо из груди Аделлы. Капли крови стекали по прозрачному острию, смешиваясь с пылинками света. Я уже знал, что голыми руками копьё не вытащить.

Аделла корчилась от боли, изгибаясь и поливая пол кровью. Она не полностью трансформировалась – остались заострённые ушки и хвост, которым она яростно колотила по полу, разбрызгивая обломки световых стрел и копий.

Аделла схватила меня за плечо. На её пальчиках сохранились кривые крепкие когти. Разодрав мою рубашку, они впились в кожу.