Три женщины одного мужчины - Татьяна Булатова

– Я вот, например, тоже плохо играю, – попыталась поддержать девушку Кира Павловна.

– Мам, да ты вообще не играешь! – рассмеялся Женька.

– Откуда ты знаешь? – незаметно для других подмигнула ему Кира Павловна.

– В смысле? – опешил младший Вильский, не зная, куда двигаться в разговоре дальше.

– Судя по всему, – то ли иронично, то ли серьезно проговорила Тамара Прокофьевна, – Кира Павловна – очень скромный человек.

– Да бросьте вы! – Кире Вильской надоели эти церемонии, и она решительно перешла к делу: – Вот где наши мужчины?

– ГЭС смотрят, – хором ответили молодые.

– Нашли время ГЭС осматривать! – возмутилась Кира Павловна, а Тамара Прокофьевна насторожилась: не быстро ли освоилась? – Одним днем приехали, – продолжила Вильская. – Надо все обсудить, а они на экскурсиях.

– Мне кажется, – усмехнулась Женечкина мать, – пока и обсуждать нечего.

– Мама! – ахнула девушка.

– Что мама? Если мне не изменяет память, сначала молодой человек делает предложение, а потом уж родители обсуждают все остальное.

– Желтая! – развеселился Вильский. – Хочешь, я снова сделаю тебе предложение?

– Не надо, – покраснела Женечка, понимая всю нелепость происходящего: про какое предложение можно вести речь, когда родители жениха приехали к родителям невесты, чтобы познакомиться и заручиться их, а не ее согласием.

– Если Тамара Прокофьевна так настаивает, – официальным тоном произнес Вильский, – я это сделаю.

– Не надо! – снова отказалась девушка.

– Нет, надо, – выпалил Женька и выбежал из квартиры, удивив женщин. – Желтая! – прокричал он снизу, встав прямо под балконом. – Посмотри на меня.

Женечка перевесилась через перила и настороженно посмотрела на Вильского.

– Желтая! – торжественно произнес Женька. – Дорогая Евгения Николаевна! Выходите за меня замуж.

Женечка засмеялась в голос.

– Вы согласны?

– Согласна, – крикнула с балкона девушка, с удовольствием включившись в игру.

– Тамара Прокофьевна! – на весь двор заорал Вильский. – Ваша дочь согласилась выйти за меня замуж!

Кое-где распахнулись окна, и в них появились заинтересованные лица соседей.

– Здравствуйте! – снова проорал Женька и поклонился зрителям. – Я – жених. Это, – ткнул он пальцем вверх, – моя невеста. Предложение сделано, по общему согласию молодые решили носить фамилию Вильские! Урра!

«Паяц», – прошипела себе под нос Тамара Прокофьевна, а кое-кто из соседей даже похлопал смелому жениху. Но больше всех радовалась Женечка, как и любая женщина, тронутая публичным признанием в любви.

– Ну ты даешь! – бросилась она к запыхавшемуся Вильскому и повисла у него на шее.

– Ну что, Тамара Прокофьевна? Принимается?

– Принимается, – сухо выдавила из себя хозяйка и предложила присесть, не дожидаясь возвращения мужчин.

– Как-то неловко, – заикнулась Кира Павловна, но перечить не стала и послушно уселась за стол.

– Ничего неловкого в этом не вижу, – успокоила ее Тамара Прокофьевна. – Семеро одного не ждут.

– Двоих, – напомнила матери Женечка.

– Нас больше, – смело подмигнул теще Вильский и предложил свою помощь: – А хотите, я за ними схожу?

– Не надо, – остановила его Женечка. – Они скоро явятся.

– Что-то непохоже! – скривилась Тамара Прокофьевна, удрученная тем, что сватовство развивается не по тому сценарию, какой она себе представляла.

«Какая же Женька у меня невезучая!» – сделала Тамара Прокофьевна странный вывод, абсолютно игнорируя то, что дочь буквально светилась от счастья. Удивительно, но чем радостнее было выражение Женечкиного лица, тем сумрачнее становилась ее мать.

Тамара Прокофьевна хотела для дочери другой судьбы, потому что свою женскую долю считала горькой и постылой. Николай Робертович быстро утратил для нее привлекательность, и, кроме раздражения, при взгляде на мужа в ее душе практически ничего не появлялось. «Кукурузник!» – называла супруга Тамара Прокофьевна и мечтала о другом мужчине, похожем на Фиделя Кастро. «Зачем? Куда торопится? Мало того, отец достался дурак. Еще и муж – с тараканами в голове. Тоже мне! Артист погорелого театра. Говорила я ей, выходи замуж за Веденского. Не-е-ет, подавай ей этого рыжего!» – кипела Тамара Прокофьевна и бросала гневные взгляды на Киру Павловну, будто именно та была виновата, что мужчины так некстати отправились осматривать ГЭС, Женечка без ума влюблена в младшего Вильского, на улице – жара, а у нее самой на душе кошки скребут.

– Вы, я вижу, спокойно относитесь к тому, что Николай Андреевич ГЭС осматривает? – поправила прическу Тамара Прокофьевна и делано улыбнулась гостье.

– Да мне все равно, – простодушно ответила Кира Павловна. – Сидим в тенечке, дети – рядом. Опять же поговорить можно о том о сем.

– «О том о сем» можно, – усмехнулась хозяйка дома и окончательно перевела Киру Павловну в разряд стопроцентных дур.

Нет, не права была Тамара Прокофьевна Швейцер. Недооценила способности Киры Вильской, женщины пусть не очень-то и образованной, но весьма сообразительной.

– Вот и давайте, – внешне миролюбиво предложила Кира Павловна, а Женька, услышав материнскую интонацию, напрягся, проклиная на чем свет стоит отцовскую любознательность.

– Вы из какой семьи? – приступила к допросу Тамара Прокофьевна.

– Я из служащих, – хитро ответила Кира Павловна, умолчав о родителях, будто была круглой сиротой. – А вы? А Николай Робертович?

Тамара Прокофьевна опешила, ибо мысленно отчего-то присвоила себе единоличное право задавать вопросы за этим столом, а тут, получается, эта Вильская перехватила инициативу.

– Николай Робертович лишился родителей много лет назад. В этом смысле наша Женечка всегда была обделена вниманием. У всех – бабушки, дедушки, а у нас – никого, – с печалью в голосе гнула свою линию в разговоре Тамара Прокофьевна, умолчав о том, что со своими родителями, равно как и с остальными родственниками, она разругалась в пух и прах и отказала им от дома. А все потому, что эти простые люди неодобрительно отозвались о том, как она относится к собственному мужу.

«Будешь ты мне еще указывать!» – кричала тогда Тамара на мать и от возмущения готова была броситься на нее с кулаками. «Зачем же ты так, доченька? – растерянно переспрашивала ее та и снова и снова повторяла: – Разве ж так себя с мамкой ведут? Грех это. С тебя же спросится, что Колю обидела и меня обидела. Разве ж так можно?»

«А зачем ты лезешь в мою жизнь?! – бесновалась молодая Тамара. – Какое твое дело?!»

Точно так же она попробовала прикрикнуть и на младших сестер. Но те себя в обиду не дали и быстро поставили на место, указав, где бог, а где порог. Больше ни их, ни мать с отцом Тамара не навещала, не смогла простить, хотя и прощать-то было нечего. Обычное дело.