Званый ужин в английском стиле - Валерия Вербинина

— Позволительно ли будет мне спросить, с чего именно, сударыня, вы собираетесь начать? — непринужденно осведомился Владимир Сергеевич. Его самого, судя по всему, все происходящее слегка забавляло.

— Для начала, — сказала Амалия, — мне хотелось бы иметь список всех слуг с обозначением их обязанностей. Всех, кто находится в доме сегодня.

Павел Петрович провел ладонью по лицу.

— Хорошо… Анна Владимировна осталась с Митенькой, я попрошу ее составить такой список. Что-нибудь еще?

— Пока больше ничего, — ответила Амалия. — Соседняя комната свободна?

— Да, но ее еще не обставили, — несколько сконфузился Верховский.

— Не имеет значения. С вашего позволения, дамы и господа, я отправлюсь туда и буду вызывать вас по одному. — Она повернулась к своему бывшему мужу. — Как ваша рука, Александр? Не болит?

— Прошу вас, не беспокойтесь, — откликнулся тот. — Со мной все хорошо. Или вы хотите прежде всего поговорить со мной?

Амалия бросила взгляд на Вареньку и заметила, что та как-то уж чересчур нервно прислушивается к их разговору и то и дело покусывает губы. Поэтому молодая женщина сказала:

— Нет, Александр. Прежде всего я хочу побеседовать с Венедиктом Людовиковичем.

— Мне казалось, мы с вами уже обо всем успели побеседовать раньше, — с некоторым удивлением заметил доктор, садясь напротив Амалии.

Комната, в которой они сейчас находились, похоже, была предназначена для хранения старых игрушек, которые по каким-то сентиментальным причинам хозяевам жалко выбрасывать. На полках неказистого, кособокого шкафа были разложены кубики, оловянные солдатики, ветхие куклы. В углу стоял целый ящик, набитый старой елочной мишурой, и Амалия невольно задержала на нем взгляд. По ее просьбе на шаткий столик поставили лампу и принесли из гостиной два стула.

— Должна вам признаться, доктор, — заговорила баронесса с легкой улыбкой, — наш разговор — лишь некий стратегический маневр с моей стороны.

— В самом деле? — усомнился Венедикт Людовикович.

— Да. Мне бы хотелось, чтобы остальные гости немного успокоились, потому что для меня крайне важно будет все, что они смогут вспомнить. А когда человек встревожен, взбудоражен, trop nerveux,[19]от него, как от свидетеля, мало толку.

— Ну, раз так… — Де Молине пожал плечами. — Можно вопрос, госпожа баронесса? Вы и в самом деле рассчитываете найти того, кто убил Беренделли?

— Да, — просто ответила Амалия. — Как мы знаем, Беренделли был убит после того, как вы оставили его в малой гостиной, и перед тем, как я с Верховскими и Бил… с моим кузеном заглянула к нему, чтобы попрощаться. Что вы помните о том промежутке времени?

— Я? — Доктор поморщился. — Думаю, то же, что и все. Мадемуазель Мезенцева пела, господин композитор ей аккомпанировал.

Амалия вздохнула.

— Собственно говоря, меня скорее интересуют те, кто по каким-либо причинам выходил из комнаты, — призналась она. — Вот вы, к примеру, — вы сами выходили из гостиной?

— Я? Нет.

— Вот именно поэтому мне и важно ваше мнение, — объяснила Амалия. Во время выступления Вареньки доктор находился как раз против нее, и она отлично помнила, что тот и в самом деле не покидал гостиную.

— Понимаю, — протянул Венедикт Людовикович. — Видите ли, госпожа баронесса… Не знаю, как вам объяснить, но я был очень увлечен пением. Музыка напомнила мне времена… — мужчина замялся, затем объяснил с вымученной улыбкой: — Я погрузился в приятные воспоминания.

— Вы любите оперу? — поинтересовалась Амалия.

— Да, — вздохнул доктор. — Когда я жил в Париже, то старался не пропускать ни одной премьеры. Правда, это было давно, я учился тогда в университете, — пояснил он. — Снимал каморку у старушки на Иерусалимской улице, которая работала в оперном театре, и она иногда тайком проводила меня в зал. Впрочем, чаще мне приходилось покупать билеты на галерку — я не хотел, чтобы у бедной женщины из-за меня возникли неприятности.

— Вижу, вам нелегко пришлось в жизни, — заметила Амалия.

— Да, и от тех времен мне осталась в наследство болезнь желудка, — усмехнулся де Молине. — Фиакр после представления я тоже не мог себе позволить, так и возвращался к себе ночью — пешком.

Амалия с любопытством взглянула на него.

— Наверное, в те годы это было не слишком безопасно. Париж — беспокойный город.

— Нет, у нас на Иерусалимской улице все старались вести себя прилично. Разве вы не знаете? Ведь рядом находится полицейское управление Парижа.

— А, ну да, конечно, — протянула Амалия. — Кстати, у нее очаровательный голос.

— У мадемуазель Мезенцевой? О да! Жаль только, что ее талант так и пропадет в гостиных, ведь девушка никогда не выйдет на сцену.

— Однако, как вы понимаете, Венедикт Людовикович, интересует меня сейчас не она, а тот из гостей, кто выходил во время ее выступления. Постарайтесь все-таки вспомнить, вы никого не заметили?

— Поскольку это действительно важно… — де Молине наморщил лоб и задумался, а Амалия отвела глаза и стала смотреть на ящик с елочной мишурой. Прошло несколько минут.

— Я помню, композитор выходил перед последней арией, — наконец промолвил доктор. — Он извинился и вышел, но очень скоро вернулся. Еще, мне кажется, госпожа графиня тоже исчезала на какое-то время. Впрочем, я не слишком уверен.

— Значит, Никита Преображенский и Елена Николаевна Толстая, — пробормотала Амалия. — Очень хорошо. Ваша информация многое нам дает.

— А мне не дает ничего! — внезапно выпалил Венедикт Людовикович. — Я не могу себе представить ни одного из них в роли убийцы несчастного маэстро. Не говоря уже о том, что мало ли какие могли быть у них причины выйти на минуту из комнаты.

— Как раз причины мне и предстоит установить, — с загадочной улыбкой отозвалась Амалия. — Больше вы ничего не помните?

— Боюсь, нет.

— Хорошо. Если вдруг…

— Да, разумеется, госпожа баронесса. — Де Молине поднялся с места.

— Благодарю вас, Венедикт Людовикович. Если вас не затруднит, пригласите ко мне господина барона.

Доктор вышел из комнаты, и через минуту знакомый Амалии — даже слишком хорошо знакомый! — стройный блондин переступил порог.

— Мне сказали, вы меня ждете?

— Да. Прошу вас сесть.

— Лично я запретил бы следователям допрашивать своих близких, — все-таки не удержался барон от того, чтобы показать свой нрав. Но Амалия не обратила на его слова особого внимания.

— Мы с вами давно уже не близки, Саша, — мягко напомнила она. — А как раз наоборот. Кстати, позвольте вас поздравить.