Месть из прошлого - Анна Барт
Шрифт:
Интервал:
Кресла стояли у распахнутых настежь окон, откуда в покои врывался запах раннего июльского вечера и потухшего костра. Над засыпающим Кремлем спускались золотые сумерки.
В тот день боярин не начинал опостылевшего разговора об отъезде. Тихо, по-семейному долго трапезничали они, а потом молча сидели перед окном, наблюдая за гаснущей летней зарей да появляющимися в ночном небе первыми робкими звездами.
Вдруг за слегка прикрытой дверью послышался шум гневных голосов. Минуту спустя дверь пинком распахнулась, чуть не слетев с петель. Эта распахнувшаяся дверь разделила жизнь боярина на две части – собственно жизнь и жуткий кошмар, в коем пришлось ему существовать до того желанного далекого дня, когда смерть наконец-то смилостивилась и забрала его к себе.
На пороге появилась разгневанная инокиня Марфа. Суворцев и Марина враз соскочили со стульев и застыли, как испуганные дети.
– Празднуете? – прошипела по-змеиному инокиня.
– У государыни сегодня праздник большой, – пролепетал боярин в ответ, боясь, что Марфа начнет бесчинствовать словами, – именины у нее…
Борис Борисыч просто физически страдал от громких воплей, ссор, тяжб. Зачем кричать, когда можно договориться обо всем миром?
Марфа только губы презрительно скривила, а Марина спокойно обошла боярина как неодушевленный предмет и встала прямо пред разъяренной инокиней. Две пары глаз – черные, как ночь, и синие, как море, – впились друг в друга. Боярину показалось, что еще немного – и глазами испепелят соперницы все вокруг.
– Не зарезали тебя, девку гулящую, пожалели и щенка твоего пожалели, – вдруг сказала Марфа с сожалением, и боярин замер.
И тут не выдержала Марина.
– Ты говори-говори, а меру знай! – вдруг звонко крикнула она, и блеснули зло ее синие глаза. – Пока меня с трона никто не спихивал, а что жалеешь ты, что не кончили меня, про то мне ведомо!
Сам боярин – чего уж скрывать? – уж голова у него была седа, а побаивался он жену Филарета, суровую инокиню Мафру. А эта девчонка страха не знает – с волчицей сцепилась.
Вот ведь бабы, а? Не наследные цари, а их матери бьются за престол, аж искры летят, дерутся не на жизнь, а на смерть! Кто победит? Царица Марина с сыном-царевичем или инокиня Марфа с патриархом Филаретом, мужем бывшим? У Марфы прав нет никаких, зато клан Романовых, сильный, молодой, зубастый, стоит как уральская гора за ней с Михаилом.
Он покосился на застывших испуганными сусликами обомлевших прислужниц. Но махнула пухлой ручкой инокиня – и всех прислужниц царицыных вихрем вынесло из комнаты.
Тишина настала за раскрытым настежь окном. Только перекликались сонные вечерние птицы. Боярин почувствовал внезапную зависть к ним. Не знают они ни соблазнов, ни чувства власти или страха… Счастливые.
За оконцем середина жаркого лета. На лугах сочные травы поднялись. Хлеба наливаются силой. Ну что бы в мире всем пребывать? Зачем ругаться, что делить? Эх-х-х-х, матушки мои, все равно трон царский не возьмешь с собой на тот свет.
– Моя дорогая… пани Марина, – с опаской взглянув на инокиню, тихо начал боярин Суворцев старый разговор. – Соглашайтесь… Уезжайте…
– Дурочка, – почти нежно проговорила Марфа. – От одного боярского бунта милостью Божией спаслась, а как от другого спасешься?
– Не убили же, – дернула худеньким плечиком Марина. – Не рискнет никто руку на помазанницу Божию поднять.
– А сына не боишься потерять? – спросила вдруг Марфа.
Марина громко рассмеялась прямо в лицо опешившей инокине. Боярин незаметно перекрестился. Спятила, девчонка, помешалась. Марина смеялась и не могла остановиться.
– Сначала просишь признать сына незаконнорожденным, а потом его убийством угрожаешь. Если угрожаешь – значит, боишься? Сына моего боишься? А подумай-ка, княгиня, увезу сына своего в Польшу, да и начну всем говорить, что наследник он? Наобещать-то тебе могу сейчас до небес, а так ли дело буду делать дома под покровом родни? Ты слова не держишь – так и мне надо ли его держать? Так мне не все ли равно? Что терять? Если вернусь с ним в Польшу – не жилец он там, со сраму сгинет. И здесь не жилец! Так какая мне разница?
Княгиня презрительно сомкнула узкие губы, прищурила на Марину ледяные глаза. Ох, не то сказала девчонка, не то.
Боярин попытался исправить положение.
– Ладно, тебе смерть не страшна, но ребенок-то чем виноват? – тихо спросил он Марину.
– Вина его только в одном – в том, что он наследник, – твердо сказала Марина, глядя в злые глаза инокини.
– Насле-е-едник? – ядовито и удивленно протянула инокиня. – Чей наследник? Эк куда тебя занесло, матушка…
– Твоя же церковь и учит, – не обращая внимания на то, что ее прервали, продолжала звонким голосом Марина, – что невинные найдут успокоение у Престола Господня. Если уж сыну моему не суждено царствовать здесь, в земной юдоли, то пусть сядет ангелом у ног Господа. Теперь все равно…
Марина махнула на Марфу рукой и направилась к двери.
– Да, – тихо произнесла инокиня ей в спину. – Занесло тебя. Но права ты в одном: теперь действительно все равно. Ничего не исправишь. Ин, будь по-твоему.
Не от слов инокини, от ее интонации у Суворцев зашлось страхом сердце. Взглянул он в глаза инокини и в ужасе попятился – в тоске понял: проиграла Марина.
Быстрее хищного зверя на охоте метнулась Марфа к царице. Та оглянулась, вскрикнула испуганно. Миг – и окрасилось белое платье молоденькой женщины кровью. Как подкошенный сноп упала она у ногам Марфы, дернулась несколько раз и затихла.
Боярин в ужасе пятился, пока не упал на пристенную лавку, хватая ртом воздух.
– Зачем… Зачем так-то, – беззвучно шевелил он пересохшими губами и отмахивался от Марфы и хотел перекреститься, но рука тяжестью налилась и не поднималась, – грех, грех какой…
– Не понял ты, что ли, друг мой любезный, ничего? – спокойно ответила Марфа и бросила окровавленную спицу на пол.
Каплями крови был забрызган ее летник, и она брезгливо морщилась, размазывая эту кровь по светлой ткани, пытаясь стереть ее.
– Ведьма правильно тебе сказала: чтоб мы ни сделали – клин кругом. Ее сын и мертвый будет мешать нам и живой. Избавиться надо от памяти о них. Была холопка, безбожница – и нет ее, как и нет ее воренка. Слышь ты? Не царевича, а приблудыша!
Суворцев ничего не ответил. Он ожидал, что после такого страшного преступления инокиню поразит молния и рассыплется ее тело в прах. Подняла руку дерзкую на помазанницу Божию!
Но… ничего не произошло. Марфа стояла перед ним, спокойная, обжигая чернотой гневных глаз, по странности даже похорошевшая и помолодевшая от нервного румянца во всю щеку.
Свят, свят, спаси меня от нее, Царица Небесная!..
– Отвезешь Маринку обратно в башню. Да смотри, чтоб аккуратно все сделал! Через несколько дней объявишь, что задохлась от простуды. Все понял? Ступай!
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!