Тимбукту - Пол Остер
Шрифт:
Интервал:
Постепенно оба заснули: сначала Генри, потом Мистер Зельц; и, несмотря на кромешную тьму, тесноту коробки и спертый воздух, в котором трудно было не задохнуться, Мистер Зельц радовался тому, что рядом с ним друг и ему не придется провести еще одну ужасную ночь в одиночестве. Впервые со дня смерти Вилли Мистер Зельц спал крепко и глубоко, забыв об окружавших его со всех сторон опасностях.
Занялась заря. Розоватый свет просочился сквозь щель в картоне, и Мистер Зельц завертелся, пытаясь освободиться из объятий Генри и потянуться. Ему пришлось извиваться и выворачиваться несколько минут, но даже когда он вывернулся, ударившись с размаху о стенку коробки, мальчик продолжал спокойно спать. «Удивительно, как крепко спят дети», — подумал Мистер Зельц, которому наконец удалось размять окоченевшие мышцы. Было еще очень рано — не более шести часов утра — и, учитывая то, как горько рыдал Генри ночью, не приходилось удивляться тому, что он спал как убитый. Пес осмотрел лицо мальчика в мерцающей полутьме — такое круглое и гладкое в сравнении с поношенной бородатой мордой Вилли — и заметил, как маленькие капельки слюны стекают по языку и собираются в уголках слегка приоткрытого рта. Сердце Мистера Зельца защемило от нежности. Пока Генри рядом с ним, он готов жить в картонной коробке хоть целую вечность.
Секунд через десять Мистера Зельца пробудил от грез глухой, больше похожий на взрыв удар откуда-то снаружи, и прежде чем Мистер Зельц понял, что его производит нога человека, пинающего коробку, Генри открыл глаза и снова заплакал. Затем вся коробка оторвалась от земли. Поток утреннего света залил Мистера Зельца и на пару мгновений ослепил его. Он услышал голос, кричавший что-то по-китайски, а затем коробка полетела в сторону редисочной грядки. Перед друзьями стоял мистер Чоу-старший собственной персоной, в майке и голубых трусах. Он продолжал выкрикивать непонятные слова с такой яростью, что у него вздулись на шее вены. Он грозил пальцем Мистеру Зельцу, тот в ответ лаял, перепуганный силой обращенного на него гнева, Генри завывал — и вся сцена сильно походила на коллективную истерику. Чоу-старший кинулся на Мистера Зельца, но тот отпрянул на безопасное расстояние. Тогда отец метнулся к сыну, который уже пытался выползти через дыру в изгороди, но оказался недостаточно проворен или обратился в бегство слишком поздно, — так или иначе, Чоу-старший быстро ухватил его, поставил на ноги и влепил затрещину. К этому времени миссис Чоу тоже появилась во дворе, выскочив из дома прямо во фланелевой ночной рубашке. Мистер Чоу продолжал кричать на пронзительно визжавшего Генри. Миссис Чоу внесла свой вклад в общую шумиху, излив свое неудовольствие как на мужа, так и на сына. Тем временем Мистер Зельц отступил на противоположный конец двора. Он уже знал, что все пропало. Эта битва не могла кончиться ничем хорошим, по крайней мере для него. Ему было жалко Генри, а еще больше — себя. У него не оставалось никакого другого выхода, кроме как рвать отсюда когти.
Он дождался момента, когда мать и отец поволокли сына к дому. Когда они уже приближались к задней двери, Мистер Зельц метнулся через двор и прополз сквозь дыру в изгороди. Потом еще подождал, пока Генри исчезнет в дверях. Однако уже на пороге мальчик вырвался из рук родителей, повернулся к Мистеру Зельцу и закричал срывающимся, высоким голосом:
— Кэл, не покидай меня! Останься, Кэл!
Мистер Чоу отреагировал на это по-своему: он подобрал с земли камень и швырнул его в Мистера Зельца. Пес инстинктивно отпрыгнул и тут же устыдился собственной трусости. Он проследил, как камень, не причинив ему никакого вреда, лязгнул о металлическую решетку изгороди. Затем пес три раза пролаял на прощание, надеясь, что мальчик все поймет. Тут мистер Чоу открыл дверь, миссис Чоу запихнула Генри внутрь, а Мистер Зельц бросился прочь.
Он не имел ни малейшего представления о том, куда он бежит, но знал, что останавливаться нельзя, он должен бежать, пока его несут ноги и пока сердце не лопнет у него в груди. Если он хочет прожить на свете больше, чем несколько дней, или хотя бы больше, чем несколько часов, ему надо немедленно смыться из Балтимора. Это не город, а средоточие зла, царство смерти и отчаяния, вертеп собаконенавистников и китайских поваров. Только каким-то чудом Мистер Зельц не превратился здесь в неизвестную холодную закуску в белой коробочке навынос. Мальчика, конечно, жаль, но не так уж сильно — даже странно, если учесть, как быстро Мистер Зельц к нему привязался.
Очевидно, немаловажную роль тут сыграла картонная коробка. Ночи, проведенные в ней, были почти невыносимыми, а что толку от дома, если ты не чувствуешь себя в безопасности под его крышей и с тобой обращаются как с изгоем в том самом месте, которое ты считаешь своим прибежищем? Держать живую душу в темной коробке — большая ошибка. Только мертвые лежат в темноте, а пока ты жив, пока в тебе что-то шевелится, во имя твоего достоинства и всего святого в этом мире ты не имеешь права подвергаться таким унижениям. Быть живым — значит дышать, а для дыхания необходим свежий воздух, а свежий воздух и Балтимор, штат Мэриленд, — понятия несовместимые.
Он бежал три дня подряд и за все это время почти не спал и не ел. Когда Мистер Зельц наконец остановился, он был уже где-то в северной Вирджинии, посреди большого луга в девяноста милях к западу от дома семейства Чоу. В двухстах ярдах перед ним солнце заходило за дубовую рощу. Полдюжины ласточек резвилось у него над головой, задевая крыльями траву в погоне за москитами, а в темных кронах певчие птицы допевали последние песни, перед тем как отойти ко сну. Мистер Зельц лежал в высокой траве, тяжело дыша и свесив на сторону язык, и думал, что произойдет, если он закроет глаза. Откроет ли он их на следующее утро? Он устал и хотел есть — многочасовой марафон измотал его. Но если он уснет, то, вполне возможно, уже никогда не проснется.
В надвигающихся сумерках он наблюдал за тем, как солнце опускается за деревья, и боролся с дремотой. Не прошло и двух-трех минут, как голову Мистера Зельца начали заполнять мысли о Вилли, зыбкие воспоминания — картинки прошедших дней, пропитанных дымными кольцами и запахом «Лаки Страйк», насыщенных невероятными похождениями. Но все это осталось в том мире, которого сейчас нет. И в первый раз после смерти хозяина подобные воспоминания не вызвали в Мистере Зельце чувства острой печали, в первый раз он понял, что память — это место, которое, как и любое другое, можно навещать, и что встречи с мертвыми не обязательно опасны: они могут быть и источником утешения и радости. Затем он уснул, но Вилли оставался с ним и во сне, совсем как живой, во всем своем блеске и великолепии. Он снова притворялся слепым, а Мистер Зельц вел его по ступенькам лестницы, спускавшейся на станцию подземки. Это был тот ветреный день в марте четыре с половиной года назад, тот самый день больших надежд и оправдавшихся ожиданий, когда они вместе отправились на Кони-Айленд, чтобы продемонстрировать Симфонию Запахов дяде Элу. Вилли надел в честь этого события шапку Санта Клауса. В этой шапке и с большим пластиковым мешком для мусора, где лежали материалы симфонии, на плече — таким тяжелым, что Вилли шел согнувшись, — он показался бы любому встречному карикатурой на Санту. Сказать по правде, когда они добрались до места, все пошло совсем не так, как хотелось, в частности потому, что дядя Эл оказался в плохом настроении. Он, конечно же, не был настоящим дядей Вилли — просто хорошим другом семьи, помогавшим родителям Вилли, когда те приехали из Польши, и только из-за теплых отношений с «мамой-сан» и ее мужем он позволял Вилли и Мистеру Зельцу тереться у него в магазине. Сказать по правде, бизнес у дяди Эла шел не особенно хорошо: в лавку курьезов приходило все меньше и меньше покупателей, так что некоторые товары лежали на полках уже по десять, двенадцать и даже двадцать лет. В последнее время лавка служила прикрытием для других занятий дяди Эла, по большей части — противозаконных, хотя и не всегда, но если бы тощий и болтливый Эл не зарабатывал деньги на фейерверках, букмекерстве и торговле крадеными сигаретами, он бы давно уже прикрыл свое пыльное заведение. Кто знает, какая муха укусила его в тот ветреный мартовский день, но когда Вилли ввалился со своей Симфонией Запахов и начал обрабатывать дядю Эла на предмет того, что это произведение превратит их в миллионеров, собственник магазина «Страна приколов» не проникся энтузиазмом своего лжеплемянника…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!