"Гроза" в зените - Антон Первушин

«Лезь, – приказал Вячеслав Скворешникову. – Там лестница».

Мэл полез и действительно нащупал ногой гнутый прут скоб-трапа, сначала встал на него, а потом быстро полез вниз, сразу оказавшись в кромешной тьме. Правда, чем ниже он опускался, тем светлее становилось.

«Давай сюда, – подбадривал кожаный. – Осторожно. Ступеньки кончаются. Прыгай».

Мэл спрыгнул и обнаружил, что стоит на рифленой металлической поверхности. Кожаный подсвечивал фонариком. Совсем рядом возвышалась какая-то почти неразличимая во мраке, но природным чутьем ощутимая громада. Это же рубка, понял Скворешников. Его догадку подтвердил кожаный: «Добро пожаловать на борт буки-сто-один. Подводная лодка проекта шестьсот одиннадцать. Наша мама», – добавил он ласково, словно и вправду говорил о старушке-матери, которая ждет сына домой.

Ступив на борт боевого подводного корабля, Мэл очутился в совершенно новом для него мире. Конечно же, в юности он много читал о подводниках, смотрел фильмы о них же в калужских кинотеатрах, но одно дело читать и смотреть, другое – почувствовать этот быт на своей шкуре.

Прежде всего Скворешникова поразил совершенно невозможный запах – так, наверное, пахла бы старая квашеная капуста, если бы ее изрядно сдобрили машинным маслом. И если к запаху он быстро притерпелся, то как притерпеться к вечной тесноте? «Мама» хоть и относилась к классу больших дизель-электрических лодок, на что указывала «буки» в ее обозначении, всё равно очень тесна изнутри. Лодку разделяли семь отсеков, но каждый из них был под завязку заполнен оборудованием, необходимым в походе. Куда бы ни направился Мэл, везде он видел пульты и консоли, массивные штурвалы, сотни шкал и лимбов – не обладая известной ловкостью, можно было изрядно ушибиться или, спасите наши души, задеть какой-нибудь важный прибор. Посему Скворешников перемещался по лодке осторожно и без спешки. Впрочем, особенно спешить ему было и некуда – переход через Атлантику занял больше месяца, и за это время пассажиры «мамы» успели изрядно заскучать.

Пассажиров, кстати, было четверо. Офицер Вячеслав, Мэл и еще двое бывших студентов: Митя из Сталинграда и Октя из Киева. Их поселили в носу лодки – в первом торпедном отсеке. Торпеды отсюда давно убрали, и освобожденное помещение получилось чуть ли не самым просторным в «маме». Еще одно неоспоримое преимущество – рядом находился второй отсек с офицерской кают-компанией и душевой, здесь пассажиры обедали и общались с членами экипажа. Но был и серьезный недостаток – первый отсек располагался далеко от двигателей, а потому там всегда было холодно, пассажиры мерзли, теплолюбивый Октя сразу простыл, чихал и очень страдал.

Лодка шла в основном в надводном положении, и чтобы как-то развлечь пассажиров, капитан со старпомом периодически приглашали их в рубку над перископным помещением, выдавали бинокли – обозреть водную гладь, что, правда, не сильно впечатляло. Время от времени на «маме» начиналась несусветная беготня, капитан командовал «погружение», люки и переборочные двери задраивались, и лодка с дифферентом на нос падала на глубину, после чего поступала команда «тишина в отсеках», двигатели застопоривались, и лодка повисала в толще воды, между близкой беспокойной поверхностью и далеким, недоступным, словная другая планета, дном.

Сначала Мэл ревниво поглядывал на Митю с Октей, приняв их за конкурентов, но потом они подружились и целыми днями беседовали – других-то занятий не было. Рассказывали о себе и о том, какими путями каждый из них пришел к мечте о полетах в небо. Митя, которого Вячеслав вытащил с третьего курса Сталинградского механического института, например, с детства увлекался воздушными змеями и додумался присобачить к такому змею сигнальную ракету – попытка запустить ракетного змея едва не стоила ему рук и глаз, после чего юноша понял, что нужно сначала освоить теорию ракетного дела, а уж затем браться за модели. Октя, которого на самом деле звали Октябрь, до встречи с Вячеславом учился на физическом факультете в Киевском университете и являлся чемпионом города по гонкам на моторных катерах, при этом он планомерно изучал небесную механику и придумывал разные гипотетические конструкции, которые могли бы разогнать металлическую болванку весом один килограмм до космической скорости. Мэл, который сталкивался с проблемой веса при своих расчетах летающей пушки, сразу поинтересовался, почему за основу принят всего один килограмм, ведь в таком весе никакого толкового прибора не разместишь. На это Октя высокомерно ответил, что, во-первых, так удобнее считать и проводить сравнительный анализ конструкций, а во-вторых, высшие слои атмосферы и околоземное пространство являются настоящей терра инкогнита для физиков, а потому даже наблюдение за полетом обыкновенной металлической болванки может принести массу данных для осмысления. Какие же конструкции разрабатывал физик из Киевского университета? Оказывается, самые разные. Например, пушку в стиле проекта Скворешникова он посчитал одной из первых и отверг, сочтя мощность артиллерийского заряда недостаточной для достижения нужной скорости. Наиболее перспективной идеей Октя полагал электромагнитную пращу – болванка разгоняется электромагнитным полем в кольцевом туннеле, из которого выкачан воздух (похожие туннели, называемые циклотронами, строят атомщики с целью изучения взаимодействия элементарных частиц), затем, когда она достигает нужной скорости, ее направляют в прямую ветку с выходом на вершине какой-нибудь кавказской горы – болванка вылетает и устремляется в космос.

В беседах часто принимал участие офицер Вячеслав, который не был членом экипажа «мамы» и на вахте не стоял. Он воспользовался «паузой» похода через Атлантику, чтобы ввести новобранцев в курс дела и рассказать им о Куру и космической пушке. Разумеется, Мэл и Октя, заспорив о преимуществах своих проектов, обратились к нему за подробностями – характеристики реально существующей конструкции позволили бы судить, кто из них оказался ближе к истине. Вячеслав не заставил себя упрашивать.

«Пушка Бюлля – а называется она так, потому что ее создал французский гениальный инженер Джеральд Бюлль, – это продукт совмещения сразу нескольких технологий. Иначе земное притяжение не обмануть. Пушка имеет длину ствола двести метров при калибре в один метр. Установлена в вертикальной шахте. Внутри обработана с высочайшим допуском, ни малейших шероховатостей. Имеется пятнадцать промежуточных зарядов, придающих снаряду дополнительное ускорение. Дальность выстрела при весе снаряда в полтонны – свыше тысячи километров. Космическая скорость может быть достигнута при весе снаряда двести килограммов».

«Но как?! – вскричал Октя, обиженный тем, что Мэл оказался правее. – Снаряд не может лететь быстрее скорости распространения волны газопороховой смеси, а она не превышает двух с половиной километров в секунду! Где вы здесь увидели космическую скорость?»

«А вот для того, чтобы развить космическую скорость, снаряд имеет довольно необычную конструкцию».

Мэл радостно встрепенулся. Он подумал, что сейчас речь пойдет о летающей пушке. Но ошибся – Вячеслав повернулся к Мите: «Снаряд весит двести килограммов, но к нему приделана пороховая ракета весом две тонны, которая поджигается на максимально достижимой высоте и разгоняет снаряд до необходимой скорости. Испытания таких ракет мы уже проводили – горение устойчиво, характеристики отвечают расчетным».