Тогда и теперь - Уильям Сомерсет Моэм

— Простительный грех, — пробормотал монах.

— Однако они куда чаще, чем страсть, сбивают этих милых существ с узкой тропы добродетели.

— У вас неплохой план, — согласился фра Тимотео. — Мне кажется, вам удастся заручиться поддержкой монны Катерины. Она не остановится ни перед чем, лишь бы воспрепятствовать Бартоломео усыновить племянников. Но я слишком хорошо знаю монну Аурелию. Думаю, ни матери, ни вам не удастся убедить ее совершить смертный грех.

— Многое на расстоянии кажется непонятным и невозможным, а приглядишься поближе — все так просто и естественно. У меня нет оснований считать монну Аурелию умнее большинства женщин. Вы могли бы разъяснить ей, что не надо бояться зла, если оно приносит добро. Под добром понимается зачатие и рождение новой бессмертной души, под злом — вероятность того, что муж узнает об измене. Приняв же некоторые предосторожности, этого можно избежать. В ее поступке не будет ничего греховного, так как грешит душа, а не тело. Огорчить мужа — это грех, а в данном случае он только обрадуется. Не надо забывать о результате. А в результате — желания мужа сбываются.

Фра Тимотео молча смотрел на Макиавелли, и флорентийцу показалось, что он едва сдерживает смех. Наконец монах отвел глаза, и его взгляд упал на мешочек с золотом.

— Я уверен, Синьория сделала правильный выбор, поручив вам переговоры с герцогом, мессер, — сказал он. — Я, разумеется, осуждаю ваши намерения, но не могу не восхищаться остротой вашего ума.

— Вы мне льстите, святой отец, — ответил Макиавелли.

— Я должен все хорошенько обдумать.

— Лучше всего довериться первому впечатлению, святой отец. Прошу меня извинить, но мне надо выйти во двор. Хорошее мочегонное это ваше местное вино.

Когда Макиавелли вернулся, монах сидел в той же позе, а мешочек с золотом исчез.

— В пятницу монна Катерина приведет дочь на исповедь, — сказал он, глядя на свои холеные руки. — Вы сможете поговорить с ней, пока монна Аурелия будет в исповедальне.

Следующим утром Макиавелли представился счастливый случай еще раз напомнить о себе восхитительной Аурелии, и он не преминул им воспользоваться. Он встал, оделся, спустился вниз на кухню, где Серафина накормила его скромным завтраком, а затем поднялся к себе. Ему нужно было взять кое-какие бумаги и идти во дворец. Но, взглянув в окно, он увидел, что Нина, служанка монны Аурелии, вытащила на крышу дома Бартоломео кресло и скамеечку для ног. В последние дни небо хмурилось и частенько разражалось дождем, но сегодня ярко светило солнце. Макиавелли сразу догадался, что означают эти приготовления. И действительно, вскоре на крыше в длинном стеганом халате появилась монна Аурелия, держа в руке соломенную шляпу. Она решила воспользоваться чудесной погодой и высушить на солнце только что вымытые и выкрашенные волосы. Монна Аурелия села в кресло, а служанка, продев длинные волосы сквозь срезанную тулью, разложила их по широким полям шляпы.

Макиавелли забыл о визите во дворец. Схватив лютню, он поспешил на лоджию верхнего этажа. Когда он поднялся по ступенькам, служанка уже ушла, и монна Аурелия осталась одна. Сверкающие на солнце волосы полностью скрывали ее лицо. Она не заметила Макиавелли и испуганно вздрогнула при первых звуках лютни. Приподняв шляпу, монна Аурелия посмотрела на дом Серафины. Но прежде чем Макиавелли смог поймать взгляд прекрасных глаз, волосы вновь скрыли ее лицо. Он запел любовную песню о купидоне и его стрелах, о жестоких ранах, нанесенных взглядом любимой, о том, как он был бы счастлив, если б хоть на мгновение мог забыть о ней. Аурелия была в его власти. Застенчивость, возможно, гнала ее с крыши. Но краска на волосах еще не высохла. А какая женщина пожертвует внешностью ради скромности. Если же она еще сомневается в его чувствах, то сейчас — а более счастливого случая может и не представиться — она должна узнать о сжигающей его страсти. И Макиавелли запел серенаду, которую когда-то посвятил женщине по имени Фенис. Начиналась она словами: «Приветствую тебя, о божественная красота…» А «Фенис» он без труда заменил на «Аурелию». Аурелия сидела неподвижно, и Макиавелли казалось, что она внимательно слушает его. Этого он и добивался. Но она выслушала только два куплета, а затем позвонила в маленький колокольчик. Макиавелли замолчал. Минуту спустя на крышу поднялась Нина. Аурелия что-то ей сказала и встала. Служанка перенесла кресло в другое место. Аурелия вновь села, а Нина примостилась на скамеечке для ног. Женщины начали о чем-то говорить, и Макиавелли понял, что служанка останется на крыше, пока он не уйдет. Нисколько не огорчившись, он спустился к себе, взял бумаги и отправился во дворец. Пока все шло как нельзя лучше.

Макиавелли не любил служб и вошел в церковь, только когда закончилась вечерняя молитва и большинство прихожан разошлись по домам. Он видел, как фра Тимотео вошел в исповедальню. Тут же за ним последовала Аурелия. Монна Катерина сидела одна. Она не удивилась, увидев Макиавелли, и тот подумал, что монах, скорее всего, уже переговорил с ней. Поэтому он сразу заговорил о деле. Признавшись в страстной любви к ее дочери, Макиавелли попросил замолвить за него словечко перед Аурелией. Монна Катерина с улыбкой ответила, что он не первый, кто пытается соблазнить ее дочь. Но до сих пор никому не удалось добиться успеха.

— Я воспитала ее в строгих правилах, мессер Никколо. И с той поры, когда я отвела ее невинной девушкой в спальню Бартоломео, она остается его верной и покорной женой.

— Если меня правильно уведомили, ей пока не представился случай стать кем-то еще.

Монна Катерина рассмеялась.

— Мессер Никколо, вы прожили достаточно долго и должны знать: уж если жена решит изменить мужу, ее не удержишь.

— Вся история человечества подтверждает ваши слова, монна Катерина. Судя по всему, я могу говорить с вами совершенно откровенно.

Она пристально посмотрела на Макиавелли.

— Мессер Никколо, мне пришлось перенести много бед. Меня швыряло по бурным морям, и теперь, находясь в тихой гавани, мне не хотелось бы вновь оказаться во власти яростной стихии.

— Я понимаю вас, монна Катерина. Но уверены ли вы, что якорь надежно закреплен, а швартовы туго натянуты?

Монна Катерина не ответила, но Макиавелли почувствовал тревогу в ее молчании.

— Если монна Аурелия в ближайшее время не принесет Бартоломео желанного наследника, он усыновит детей монны Констанцы, не так ли?

И вновь монна Катерина промолчала.

— Вы много повидали, монна Катерина, и не мне объяснять вам, в каком положении окажетесь тогда вы и ваша дочь.

Слеза скатилась по щеке монны Катерины. Макиавелли ласково взял ее за руку.

— В таких случаях решаются на крайние средства. Монна Катерина тяжело вздохнула.

— Даже если я смогу перебороть страх Аурелии, как нам найти удобный момент?

— Я не нравлюсь вашей дочери?