Жестокий принц - Холли Блэк

Мне страшно. Слишком многое зависит от этого выбора. Все мое будущее.

Мне так нужна власть. Мне так нужна сила. И вот она, возможность получить и то и другое. Ужасный и в то же время унизительный шанс. Но и интригующий тоже. Получится ли из меня хороший рыцарь? Предугадать невозможно. Может

быть, со временем я возненавижу себя за то, что решилась на столь опрометчивый шаг. Может быть, став рыцарем, обреку себя на унылую работу — вечно носить доспехи и ходить в скучные походы. Может быть, мне придется сражаться с людьми, которые мне нравятся.

Я киваю, убеждая себя, что стану хорошей шпионкой.

Принц Дайн поднимается и, протянув руку, касается моего плеча. Я ощущаю легкий удар, как от разряда статического электричества.

— Джуд Дуарте, дочь праха, с этого дня и отныне никакая магия не затуманит твои мысли. Никакие чары не смогут повелевать твоим телом помимо твоей воли. За исключением воли творца этого заговора. Теперь никто не сможет контролировать тебя, — говорит он и, выдержав паузу, добавляет: — Кроме меня.

Уфф. Даже дух захватывает. Разумеется, как и в каждой сделке с фейри, тут есть подвох. Я даже злиться не могу — сама должна была догадаться. И тем не менее, разве получить такого рода защиту не замечательно? Принц Дайн — один-единственный фейри, который увидел во мне что-то, чего не пожелал увидеть Мадок, что-то, признания чего я так жаждала.

Я опускаюсь на колено на старинном коврике в кабинете Мадока и приношу клятву верности принцу Дайну.

Весь вечер, сидя за обедом, я чувствую себя хранительницей тайны. Впервые за все время я обладаю собственной, принадлежащей лишь мне властью, силой, отнять которую не может даже Мадок. От одной лишь этой мысли — я шпионка! Шпионка принца Дайна! — меня охватывает волнительная дрожь. Мы едим крохотных птичек, нашпигованных ячменем и черемшой, хрустящих, истекающих жиром и медом. Ориана изящно разбирает своих. Оук жует кожицу. Мадок ест все подряд: мясо, косточки, кожицу. Я ковыряюсь в тушеном пастернаке. Тарин тоже за столом, а вот Виви не вернулась. Подозреваю, что охота с Рией была только предлогом и после короткой поездки по лесу она снова улетела в мир смертных. Интересно, ужинает ли она с семьей Хизер?

— Ты хорошо показала себя на турнире, — говорит Мадок, похрустывая косточками.

Я не напоминаю, что он ушел, не досмотрев состязание до конца. Не знаю, что именно он успел увидеть, но сомневаюсь, что многое.

— Понимать ли это так, что ты изменил свое мнение?

Наверно, он слышит что-то в моем голосе, потому что перестает жевать и смотрит на меня, прищурившись.

— Насчет рыцарства? Нет. Твое будущее мы обсудим, когда новый король займет свое место.

Мои губы трогает слабая улыбка.

— Как хочешь.

В конце стола Тарин, наблюдая за Орианой, пытается копировать ее манипуляции с птичкой. В мою сторону она не смотрит, даже когда просит передать кувшин с водой.

Вот только помешать мне пойти за ней наверх после обеда она не может. Догоняю ее на лестнице.

— Послушай, я пыталась сделать так, как ты хочешь, но не смогла, и я не хочу, чтобы ты ненавидела меня. Это моя жизнь.

Тарин оборачивается.

— Чтобы вот так ее бездарно тратить?

— Да. — Мы уже на лестничной площадке. Рассказать ей о принце Дайне я не могу, да если б и могла, не уверена, что это бы помогло. И вряд ли ей такое бы понравилось. — Жизнь — наша единственная реальная вещь. Наша единственная монета. На нее мы можем купить что хотим.

Сестра закатывает глаза, и в голосе ее слышатся язвительные нотки:

— Ах как мило! Ты это сама придумала?

— Да что с тобой такое? — сердито спрашиваю я.

Она качает головой.

— Ничего. Может, было бы лучше, если бы я думала так же, как ты. Не обращай внимания, Джуд. Ты и вправду была сегодня хороша.

— Спасибо. — Я хмурю в замешательстве брови и снова думаю о том, что сказал о ней Кардан, но повторять эти слова, обижать ее ими не хочу. — Так что, ты уже влюбилась?

Тарин смотрит на меня как-то странно.

— Я завтра останусь дома. Не пойду на лекцию. Делай со своей жизнью что хочешь, я на это смотреть не обязана.

Направляюсь во дворец, а ноги будто свинцовые. Земля устелена опавшими яблоками, чей аромат висит в воздухе. На мне длинное черное платье с золотистыми манжетами и зеленой тесьмой — моим любимым цветом. Вверху, на ветвях деревьев, выводят трели дневные птицы. Я улыбаюсь и ненадолго даю волю фантазии: коронация принца Дайна... я танцую с ухмыляющимся Локком... растерянного Кардана выволакивают из зала и бросают в мрачную подземную темницу. От приятных мыслей отвлекает яркая белая вспышка. Поднимаю голову — да это же белый олень! Стоит не далее как в дюжине футов от меня. На рогах растянулась тонкая сеть паутины, а белый мех такой яркий, что кажется в послеполуденном свете серебристым. Мы долго смотрим один на другого, потом он срывается с места и убегает в направлении дворца. Затаив дыхание, я провожаю его взглядом и решаю, что олень — доброе предзнаменование. По крайней мере поначалу так оно и выходит. Уроки проходят неплохо. Наш наставник, старина Ноггл, чудаковатый фир дарриг с севера — у него мохнатые брови и длинная борода, в которую он время от времени сует ручки, клочки бумаги. Ноггл любит поговорить о метеоритных бурях и их значении. День уже клонится к вечеру, и старик заставляет нас считать звезды. Занятие скучное, но позволяет расслабиться. Ложусь на одеяло и смотрю на темнеющее небо. Плохо только, что в темноте трудно делать записи. Обычно вести вечерние уроки помогают свисающие с деревьев светящиеся шары или большие скопления светлячков. На тот случай, если ни шары, ни светлячки достаточного освещения не обеспечат, я ношу с собой запасные огрызки свечей, поскольку человеческое зрение не такое острое. Впрочем, зажигать свечи, когда мы изучаем звезды, в любом случае не разрешается. Вывести разборчиво ту или иную букву и при этом не испачкать чернилами пальцы дело нелегкое.

— Помните, — наставительно продолжает Ноггл, — что необычные небесные явления часто предшествуют важным политическим переменам, и, учитывая появление на горизонте нового короля, нам важно внимательно наблюдать за знаками и правильно их интерпретировать.

В темноте слышится хихиканье.

— Никасия, — обращается к ней наставник, — у тебя какие-то трудности?

— Никаких, — отвечает она заносчивым тоном нераскаявшегося грешника.

— Тогда что ты можешь сказать нам о падающих звездах? Что означает звездный дождь, случающийся в последний час ночи?

— Дюжину рождений, — отвечает Никасия, что, конечно же, неправильно.

— Смертей, — подсказываю я шепотом, но Ноггл, к несчастью, слышит.

— Молодец, Джуд. Рад, что меня хоть кто-то слушает. А кто хочет сказать, когда именно наиболее высока вероятность этих смертей?