На южном фронте без перемен - Павел Яковенко

Хотя ладно, тут уже как в сказке о теремке — одним больше, одним меньше. Какая разница?!

Расчет уселся обедать, (или все-таки ужинать?). Под мудрым руководством теперь уже двух сержантов мои бойцы пытались развести костер, но что-то ничего у них не получалось. Они, видите ли, хотели соорудить его из местной растительности, а она гореть упорно отказывалась.

От занимательного наблюдения за тщетными попытками личного состава заставить гореть сырые палки меня оторвал капитан Донецков. Он принес плоскогубцы, отвертку, нитки и пластилин.

— Будем выверять ваше орудие для стрельбы прямой наводкой, — сказал он.

Я, каюсь, этого делать не умел, (да я вообще на кафедре изучал исключительно минометы), и был искренне благодарен капитану за помощь. При этом я старался запомнить на будущее весь порядок работы, и с удовлетворением убедился, что ничего сложного здесь нет.

Мы разобрали затвор, так что через него стало видно выходное отверстие ствола, сделали на этом отверстии крестик из ниток, закрепив их пластилином, затем навели перекрестие ниток на ориентир, а потом на тот же самый ориентир навели перекрестие прицела. Вот и все. Теперь и перекрестие прицела и ствол смотрели в одну и ту же точку. Собрали затвор, и пожали друг другу руки.

Донецков подбадривающе похлопал меня по плечу и удалился куда-то в тыл.

Вскоре пришел Зарифуллин. Командир батареи принёс новость, внесшую еще больше разнообразия и в без того крайне содержательный день: приехал с колонной командир дивизиона майор Бабаян и привёз кухню(!), снаряды и взрыватели к ним.

— Да, Паша. Присмотри, пожалуйста, за нашей связью. Телефоны, кабели, то, сё, пятое, десятое, ну, в общем, ты понял. Они в машине у Гарри, — добавил, уже уходя, Рустам.

Слово «пожалуйста» меня в заблуждение не ввело — это был приказ.

Во, блин, гоблин! Теперь еще голова будет об этом имуществе болеть. И даже не о том, чтобы не сперли — кому нужны допотопные телефонные аппараты — а в том, чтобы не выкинули из машины или просто не сломали.

О Гарри надо сказать особо. Гарри, в миру сержант Гарифуллин, плохо говорил по-русски, как-то невнятно, но был здоровым, крепким, и к радости всех начальников, (включая и меня, разумеется), весьма исполнительным человеком. Да плюс ко всему малопьющим. Напился в части он только однажды, но этот день многие запомнили надолго: пришедший от какой-то старой обиды в ярость, Гарри принялся крушить и без того убогую казенную мебель в древесные отходы и металлолом, причем его несчастные собутыльники давно уже пребывали в ауте; скручивала Гарри вся его рота, вследствие чего многим потом строем пришлось идти в бригаду к дантисту, и с тех пор татарину наливать остерегались. Хорошо еще, что он сам не просил, а то отказать ему было бы весьма затруднительно.

Ладно, здесь он точно не напьется — нечего пить. Надо ему просто сказать, чтобы Гарри свалил всю нашу аппаратуру в своей машине в кучу и приглядывал за ней. Хотя… Хотя нет. Ничего не выйдет. Приглядывать за кучей придется самому. Гарри все это по барабану. Пусть хотя бы сложит, и хватит с него.

Я перетаптывался с ноги на ногу и тихо тосковал. Вот уже и позиция казалась тем местом, где мне бы хотелось сейчас оказаться.

Вместо этого приходилось стоять в строю и выслушивать яркую эмоциональную речь нашего комдива. За его спиной стояла группа контрактников, которые, по тем или иным причинам, не отправились бороться с Радуевым сразу, вместе с нами. (Я только охнул).

Причиной такого бурного красноречия послужили два факта.

Во-первых, не у всех бойцов оказались на месте ремни. А во-вторых, и это было уже гораздо серьезнее, исчезло с десяток штык-ножей. («Зачем только я их выдал», — пульсировало у меня в голове).

— Когда вы успели их продать! — орал Бабаян.

«Неужели и правда, продали»? — думал я. — «Но когда? Когда успели? Неужели по дороге из части? Что-то сержант Узунов больно подозрительно был мужественен в ту тяжелую ночь…».

Личный состав молчал: кто-то опустил голову в землю, кто-то сделал каменное отрешенное лицо, кто-то вообще громко шмыгал носом.

Рустам стоял красный как рак и тоже ничего не мог сказать в свое оправдание.

Я не сомневался, что часть обвинений достанется и мне, и постарался как-то незаметно укрыться за спинами бойцов. Но именно это движение, как назло, привлекло взгляд Бабаяна, и он нашёл новый объект для обличительного сарказма:

— Чем вы занимались здесь, товарищ лейтенант? Спрятались в кабине и не вылезали, да? Хрен с ней, с армией, с войной, с личным составом?.. Не молчите, товарищ лейтенант, промычите хоть что-нибудь!

Мычать мне не хотелось. Оправдываться тоже.

«Ну а что я должен был делать, а? Что я не сделал такого, чего должен был? Надо было строить батарею каждые десять минут и проверять наличие имущества? Штык-ножей этих самых? Ну и как бы это все выглядело? Есть, в конце — концов, командир батареи, есть командир батальона. Поставили задачу — выполняю. Не поставили — не выполняю. Что вы еще от меня хотите?!».

Но ругался я, конечно, мысленно. А так оставалось только закатить глаза к небу, и ждать, что когда-нибудь и это пройдёт.

И правда — прошло. Раскрасневшийся майор прервал свою филлипику, посмотрев на часы. Крик — криком, а пора было заниматься делом. Нужно было выгрузить снаряды, перетащить их на позиции, вкрутить взрыватели и тщательно очистить от смазки. Между тем темнело. Зимний день короток, не успеешь оглянуться, а уже наваливается темнота. Так что нельзя было терять ни минуты, пока скудный дневной свет не исчез окончательно.

Я не поверил своим глазам! Ящик тащили Лисицын и Шиганков, ящик тащили Коломейчук и Серый, (причем Серый выглядел так, как будто у него сейчас пупок развяжется), и ящик тащили Волков и Дынин! Вот это номер! Два сержанта буквально в одной упряжке! Неужели они прониклись ответственностью предстоящих событий, и не отделяют себя от серой массы подчиненных?

Пока я гадал, они все снова вернулись за ящиками. Причем отстающего Серого Волков усердно подгонял солидными пинками.

Нет, братцы, тут что-то не так! Я задумался…

Ага! Ну, все ясно! Как же я сразу-то не допер! Тара! Тара! Деревянная тара! Которая прекрасно горит, потому что просушенна до невозможности. Кого здесь интересуют снаряды? Зато все крайне заинтересованы в топливе.

Как будто в подтверждение моих слов, рядовой Гаррифулин хотел пристукнуть хитрого казаха Калиева.

Могучий Гарри пытался разом утащить сразу два ящика. Но даже у него это никак не получалось. Наивный Гарри! Он попытался спрятать один из двух ящиков за колесом «Урала», даже не подозревая, что за ним уже следят чьи-то внимательные и зоркие глаза. И как только Гарри убежал к своей берлоге с ящиком на плечах, рядовой Калиев немедленно вытащил заныканный ящик из-под колес.