Инсектопедия - Хью Раффлз

По дороге на бой сверчков господин У сунул нам какую-то бумажку. Сначала нам показалось, что это список покупок.

– Опять числа, – сказал Майкл и прочел вслух:

Таков был ответ господина У на вопрос, который я задал ему несколькими часами раньше в продымленном приватном банкетном зале с золотыми обоями на верхнем этаже «Роскошного сада» в Миньхане – огромном промышленном предместье к юго-западу от Шанхая. Но такого ответа мы не ожидали. Спроси его, о чем только вздумается, сказал Майкл, и я подумал, что мы все в отличном настроении. Начальник Сунь и господин Тун – обаятельный игрок из Нанкина – рассказывали смешные истории, скрытный Начальник Ян раскраснелся и раздухарился, мы провозглашали тосты за здоровье и за необычную дружбу. Но когда я сказал господину У, что Три Противоположности мне пока непонятны, он, не улыбнувшись, посмотрел сквозь меня.

Майкл отпросился в своем шанхайском колледже, чтобы поработать у меня переводчиком. Но вскоре он сделался моим полноправным соисследователем. Мы сообща старались выяснить всё, что удастся, о боях сверчков и об их возрождении (про возрождение боев говорили все). Целыми днями мы носились по городу, оказывались в местах, которые нам обоим были в новинку, знакомились с торговцами, тренерами, игроками, спонсорами состязаний, энтомологами, всевозможными специалистами. Когда мы сели обедать в «Роскошном саду», нам уже были известны две Противоположности, а насчет третьей у нас были основательные предположения, и, задавая свой вопрос, я думал, что просто вызываю собеседника на разговор безобидной фразой. Но господин У уперся. Как и многие другие люди, с которыми мы повстречались в Шанхае, он хотел, чтобы мы поняли, как глубок мир китайских боев сверчков и как поверхностны наши вопросы.

Всякий знает, что Шанхай поразительно быстро разрастается и преображается. Менее чем за тридцать лет поля, где обитали сверчки, практически исчезли. Теперь во все стороны тянутся плотные розовые и серые шеренги гигантских многоквартирных домов – продолговатых коробок с барочной и неоклассической отделкой; они расползаются там, куда еще не дошли новопостроенные линии метро и куда еще не ходят даже пригородные автобусы.

Символ того, что Шанхай стремится завладеть будущим, – эффектная набережная в Пудуне с неоновыми огнями – существует не больше пятнадцати лет, но уже реконструируется. Я изумляюсь нагловатой дерзости телебашни «Восточная жемчужина», этого разноцветного кинетического звездолета, который и впрямь стал жемчужиной на ослепительном горизонте Шанхая, а про себя думаю: «В Нью-Йорке совершенно невозможно возвести нечто не только столь же смелое, но и причудливое». Майкл и его друзья, ребята студенческого возраста, смеются.

– Вообще-то нам это немножко надоело, – говорит Майкл.

Но и они знают, что такое ностальгия. Всего лишь несколько лет назад они – словно бы на другой планете – помогали своим отцам и дядьям ловить и выращивать сверчков в своих родных кварталах, в тесном дружеском кругу, забегали друг к другу домой, гуляли в переулках, объединенные тем бытом, который уже исчез в квартирах в многоэтажках. В деловом центре можно увидеть осколки прежней жизни – лоскутки, которые пока не перестроены или не превращены в тематические парки.

Но иногда жители упрямо пережидают, окруженные развалинами соседских домов: сопротивляются принудительному выселению в далекие предместья, когда правительство сносит еще больше жилых домов (в данный момент это делается, чтобы пустить миру пыль в глаза на «Экспо-2010»).

В восемнадцати километрах от центра Шанхая, в пятнадцати минутах езды в переполненном автобусе от «Синьчжуана» – гигантской конечной станции метро, есть совершенно иной квартал – городок Цибао. Это официальный исторический памятник, туристическая достопримечательность, возможность погрузиться в мир прошлого, который китайцы старались крушить в годы культурной революции, проклиная феодализм, а теперь восхваляют его как кладезь национальной культуры и фольклора. Цибао блистает своим новообретенным изяществом: тут есть каналы и мостики, узкие пешеходные улицы, вдоль которых выстроились воссозданные здания династий Мин и Цин, магазинчики, где шанхайцы и гости из других мест покупают всевозможную еду для перекуса, чай и изделия народных мастеров, а также группа типичных зданий, умело реконструированных и превращенных в живые музеи: храм, объединивший в себе архитектурные особенности династий Хань, Тан и Мин, ткацкая мастерская, старинный чайный домик, знаменитая винодельня, а также (в доме, который специально выстроил для этого вида спорта Цяньлун, великий император династии Цин) единственный в Шанхае музей бойцовых сверчков.

Все эти сверчки пойманы здесь, в Цибао, говорит Мастер Фан, директор музея, стоя позади стола, где расставлены сотни серых глиняных горшков, а в каждом горшке – один бойцовый самец (иногда в сопровождении самки, с которой он спаривается). Сверчки из Цибао славились на всю Восточную Азию, говорит он, это потому, что здесь очень плодородная почва. Но после того, как в 2000 году здешние поля были распроданы, отыскать сверчков сложнее. Две помощницы Мастера Фана, одетые в белую униформу, наполняют водой из пипеток миниатюрные миски в клетках сверчков, а мы, люди, пьем вяжущий, но приятный на вкус чай, приготовленный по рецепту Фана из семи целебных трав.

Мастер Фан производит большое впечатление. Поля его белой парусиновой шляпы лихо заломлены, на шее у него нефритовый кулон, на пальцах – кольца, взгляд пронзительный, рассказывает он упоенно, смеется гортанно. Мы с Майклом, моментально подпав под его обаяние, внимаем каждому его слову. «Мастер Фан – повелитель сверчков, – говорит нам по секрету его помощница госпожа Чжао. – У него сорокалетний опыт. Никто не научит вас всему о сверчках так, как он».

В музее все поглощены подготовкой к фестивалю сверчков «Золотая осень в Цибао». Это мероприятие длится три недели: серия показательных матчей, чемпионат; все матчи транслируются по телевидению. Цель затеи – популяризация боев сверчков как излюбленного вида досуга, а не как азартной игры, с которой они столь прочно ассоциируются в наше время, напоминание людям об огромной роли этого спорта в истории и культуре, а также пропагандирование его за пределами той демографической группы, которой сейчас ограничивается его притягательность, – мужчин старше сорока лет.

Все говорят мне, что еще двадцать лет назад, до того, как строительство «нового Шанхая» пожрало первоначальные ландшафты, во времена, когда городские районы были лоскутными одеялами из полей и домов, люди и животные жили бок о бок. Многим скрашивали жизнь цикады («певчие братья») или другие насекомые-музыканты, которых люди держали в бамбуковых клетках и узких карманных коробочках, а на боях сверчков играла молодежь, а не только люди среднего возраста: учились распознавать Три Расы и Семьдесят Две Личности, как определить перспективного чемпиона, как тренировать бойцов, чтобы они полностью реализовали свой потенциал, как, орудуя тоненькими кисточками из травы элевзины или мышиных усов, стимулировать челюсти насекомых и провоцировать их на бой. Они изучали азы Трех Начал, вокруг которых строится любое руководство по сверчкам: оценивание, работа тренера и бой.