Красная машина. Юниор 2 - Павел Барчук

как ракеты. Наши, имею в виду. Защитники успевали оказаться там, где их вообще никто не ждал. Сергей Николаевич впервые за все время сказал короткое, но веское «молодцы» после игры.

А самое главное, мне реально стало все равно, в какой пятёрке я играю. Кто вышел на лёд со мной. Со своими парнями, конечно, было вообще идеально. Мы чувствовали друг друга на уровне каких-то рефлексов и интуиции. Мне кажется, я только успевал предположить, как именно сейчас сыграю, а Леха, Сашка, Никита или Федька уже находились там, где им надо было находиться.

Плюс, ежедневная помощь отцу, а я вообще договорился с директором, чтоб он планировал самую тяжелую работу на конкретный промежуток времени, добавила моей физухе сразу сто баллов. Директор, кстати, был рад до задницы такому раскладу. На работу взял одного человека, за одну зарплату, а пашут по факту двое. Да еще местные алкоголики, если помогали, то помыслить даже не могли стянуть хотя бы луковицу. Батя сказал, если заметит, вырвет ноги из жопы и вставит туда руки. Которые, что логично, тоже вырвет.

Слух о том, что Виталик Белов ударился в порядочную жизнь облетел Семилуки быстро. Буквально через неделю в магазин началось паломничество всякой блатной шушеры, желающей убедиться в этом своими глазами.

Первая же встреча произошла как раз при мне. Я таскал деревянные ящики с мандаринами. В магазине имелась уже целая очередь, потому что о привозе нового, нужного товара, а на дворе так-то приближалось время нового года, слух разлетался, как правило, со скоростью света. Времена такие были. А уж к празднику вообще закупались все впрок.

Батя стоял рядом и руководил, что, куда надо поставить. Продавщицы, крепкие тетки с лицами деревенских кузнецов, покрикивали на покупателей. Мол, все сейчас будет, заткнулись и ждём. Дословно. Я каждый раз с усмешкой вспоминал современные супермаркеты. Где покупатель всегда прав. Тут же, наоборот. Продавцы были особой кастой.

В этот момент, со стороны улицы, где задний вход, подошли двое. Я знал их очень условно. Лично не общался. Бог миловал. Но вроде кто-то из местных, типа, авторитетов. Или приближенные к авторитетам. Какая-то такая хрень. Судя по всему, начались «предъявы», мол, правильные, порядочные люди не понимают, что происходит. Мало того, Виталика домой мусора отпустили. Все же в курсе, как и за что его забрали. И тут вдруг такой неожиданный пердимонокль. Люди пока ничего не утверждают, фактов нет, но имеется сомнение. Не начал ли Виталик с ментами сотрудничать. А тут еще такое вопиющее непотребство. На работу устроился. Нехорошо. Плохой пример Виталик подает молодым, неокрепшим умам.

Я поставил очередной ящик сверху образовавшейся мандариновой колонны, и быстрым шагом пошел к отцу. Но волновался зря. Это ж батя.

— Слушай, Позя, ты за вот то, что я ссучился, ответишь, конечно. Я тебе чепушило, что ли? А? Ты мне вот это предъявляешь. Отпустили, значит, так надо. Ясно? Не тебе своим жалом водить. Не дорос еще. А все остальное, — Отец махнул рукой, имея в виду магазин и работу, — Вообще никого не касается. Я Академию, в отличие от тебя, от и до прошел. Есть вопросы, ставь в известность людей. Они с меня спросят. А таскаться сюда не надо. Ты мне воздух портишь.

Батя сплюнул этим двоим под ноги, развернулся и подошел ко мне, видимо, чтоб я не подошел к ним.

— Не надо, сын. Там я без тебя разберусь. Ты, давай, вон, заканчивай и дуй отсюда.

Причём теперь, каждый раз, когда возвращался домой после тренировки, батя расспрашивал, как все прошло. Что нового. Нового особо ничего не было. Ежедневная работа. Но он прям выпытывал у меня каждую деталь.

Когда я вернулся после игры, он требовал подробностей. Внимательно слушал, на каждом слове останавливал, высказывая мнение или задавая вопросы.

В общем, я ни черта не понял, как так вышло. Но отец вдруг оказался тем человеком, о существовании которого я всю свою жизни даже не догадывался.

Новый год мы, кстати, встретили вдвоем. Мать так и не появилась. Алеша, что логично, тоже. Иногда я думал о том, что будет с ним дальше, в свете новых обстоятельств. Но мысль эту гнал. Ситуация с отцом тоже оставалась мне не понятной. Его реально не трогали. А что там произошло, почему отпустили и чего ждать дальше, он не рассказывал. Уходил от темы.

В любом случае, праздники прошли. Наступил тот самый момент, когда я должен был ехать в Москву.

Глава 10

В Москву было решено отправить со мной мать. В принципе, логично. Сергей Николаевич в данной ситуации не мог бросить все и нянчится со Славиком Беловым дальше. Я у него не один, так-то.

— Ну, не мне же ехать? Отличная рекомендация на новом месте выйдет. Я же и двух слов не смогу связать без мата. А если свяжу, так один хрен там половина «по фене» получится. Нет, мне нельзя. — Категорично заявил отец. — А то, чего доброго, Славка недолго там пробудет. Не зря говорят, что встречают по одежке.

Я спорить не стал, потому что в его словах была очень большая доля истины. По сути, если честно, я мог бы и сам поехать. Не маленький. Что ж, до интерната не доберусь? Документы сам не оформлю? Двадцать с лишним лет в своей обычной жизни мотался по всяким командировкам, встречам, переговорам. Да и вообще, отлично разбираюсь, что, как, куда. Но, во-первых, об этом знаю только я. Во-вторых, как ни крути, официально Славик несовершеннолетний. И это будет очень странно. Если явится подросток один, из города, который находится в пятиста километрах. Времена Ломоносова закончились лет двести назад. Когда можно было из Архангельска в столицу пешком рвануть, а потом сказать, здравствуйте, я пришёл. Берите меня учиться.

С матерью, я так понял, вопрос нашей совместной поездки был изначально решен. До внезапного поворота в жизни нашей семьи. В данном случае, по-любому ехать нужно кому-то из родителей.

Имел ли я на нее обиду? Скорее, нет, чем, да.

Славик — в достаточной мере самостоятельный. Ему присмотр не нужен. Он уже много лет живет своей, особой жизнью. Если взять меня и отца, то батя нуждается в пригляде гораздо больше. Это факт. Он хоть и пытался теперь, в свете новых обстоятельств, вести себя, как настоящий родитель, но при этом, все равно оставался каким-то неприспособленным к жизни.

Что там у матери с отцом на самом