Усадьба с приданым - Катерина Снежинская

– Зачем? – только и сумела выдать слегка обалдевшая Мария Архиповна.

– Ну тебя же колени не устраивают? – пожал плечами спаситель. – Вот и займёмся.

– Слушай, а почему ты решил, что можешь мной командовать? – хорошенько всё обдумав, спросила Маша, когда он уже к воротам шагал.

Саша остановился, помолчал, будто тоже что-то такое обдумывал, поскрёб ногтём висок и снова плечами пожал.

– Потому что я не козёл? – выдал, наконец, помахал рукой – окончательно попрощался, значит – и совсем скрылся за ёлками, темнеющими вдоль дорожки из жёлтого кирпича.

А Маша ещё посидела, дёргая ногой, закинутой на другую коленку, будто кошка хвостом. Допила, что в бокале осталось, схватила тарелку, да и засадила ею об стену. Тарелка обиженно тренькнула, но не разбилась, скатилась за край веранды и беззвучно канула в траве, словно прячась.

Но легче всё равно стало. Правда, совсем чуть-чуть.

***

Ночь прошла сумбурно. Волки выли, не столько пугая, сколько мешая спать. Во сне к Маше пришёл капитан Бондарев Петр Александрович и решительно потребовал, чтобы завтра госпожа Мельге явилась в РОВД с родителями, иначе её не пустят. Мария долго и путано пыталась объяснить грозному полицейскому, что приехать родители никак не смогут, но боровик был непреклонен. Так ли уж надо ей в РОВД попасть, и надо ли вообще, провинившаяся сообразить не смогла.

Несколько раз Маша просыпалась. От расстройства с раздражением схомячила остывшее пюре вместе с сардельками, остатками салата и почерствевшего хлеба из плетёной корзиночки. В очередной раз спустившись на веранду – это уже под утро было – и, убедившись, что есть больше нечего, Мария разозлилась на себя окончательно, в наказание решила немедленно встать и облиться холодной водой, целым ведром. В результате уснула внизу, на диване, а ведь хотела только рассветом полюбоваться.

Разбудила её мама, всё-таки, видимо, приехавшая на свидание с капитаном. Старшая Мельге погладила непутёвую дочку по голове, поцеловала в щёку, клюнув холодным носом, и потащила с Маши одеяло, тихонько рыча. Что, в общем-то, для мамы было не свойственно.

Мария села, зажав колкое покрывало в кулаках. Арей тоже сел, не выпуская край диванной накидки из пасти. Маша потянула покрывало на себя, пёс, елозя пушистой задницей по полу, то же. Ткань затрещала.

– Ты что тут делаешь? – хриплым, даже придушенным каким-то голосом спросила госпожа Мельге.

Пёс заворчал, глядя исподлобья, укоризненно и даже обиженно. Вытянул лапы, будто собираясь улечься, и резко мотнул головой, одним махом выдрав из машинных кулаков «накидушку», да и потрусил по своим делам, гордо помахивая помпоном хвоста. Покрывало волочилось за ним, как шлейф придворной дамы.

– Эй, ты чего творишь? – возмутилась Мария, пытаясь откинуть с лица перепутавшиеся за бурную ночь волосы.

– Кроссовок, я так понимаю, у тебя нет, – ответил пёс откуда-то с веранды. – Хорошо, я захватил. Надеюсь, подойдут. У тебя какой размер?

Маша ладонями растёрла лицо, яростно почесала в затылке, прогоняя сонную одурь. Говорил явно не пёс. Вернее, зверь, конечно, разговаривал, когда на него желание нападало, да ещё как разговаривал-то, но только не так, не вслух. Значит, в мире творилось что-то неправильное.

– Так какой у тебя размер? – повторил нарисовавшийся в дверном проёме Саша.

В руках он на самом деле держал кроссовки, некогда бывшие белыми, довольно потрёпанные.

Мария снова поскребла в затылке, глянула в окно. За ним маячил туман и серенькие, неубедительные, ещё даже не совсем утренние сумерки. А ещё оттуда, из всей этой неуютности, тянуло влажным холодом.

– Ты ненормальный, – догадалась Мария. Саша ответил традиционно: молча пожал плечами. – Чего тебе от меня надо?

– Ты же похудеть хотела, – вроде бы удивился гражданин Добренко. – Арея выгуливать пора.

– И где связь?

– Мы за воротами подождём. – Саша аккуратно пристроил кроссовки у порожка. – На сборы пять минут. Опоздаешь, уйдём без тебя.

И вышел, проигнорировав Машино: «Эй!» Зато снова появился подлый зверь, на сей раз волочащий в пасти непонятную пластиковую штуку. Её пёс деловито пристроил на диван, а собственную морду на колено Мельге, глядя снизу-вверх и это был такой взгляд, такой… В общем, коту из мультика «Шрек» до ареевской просительной умильности было как до луны пешком.

– Ладно, – сдалась Мария. – В конце концов, утренняя прогулка – не самая плохая идея, растрясём лишнее. Но только один раз, ты меня понял?

Зверь, подвиливая даже не хвостом, а задом, с готовностью согласился, что всё прекрасно понял.

Сомнительные кроссовки Маша, конечно, надевать не стала, обошлась собственными балетками. Идею натянуть платье она отвергла, как несостоятельную, остановившись на помятых, но всё равно симпатичных бежевых бриджах и ни разу ненадеванной отпускной маечке, украшенной такой рванинкой, прикрывающей стратегически неудачные места. Полюбовалась собой, крутясь возле зеркала, встроенного в дверцу монструозного шкафа, и накинула на плечи свитерок, связав рукава узлом. Получилось стильно и спортивно.

Ну и пусть эти ходят в банданах и обрезанных джинсах. А мы цивилизованно, вполне по-европейски!

К сожалению, её стараний никто не оценил. Саша, на самом деле дожидавшийся за воротами, просто вручил ту самую пластиковую штуку, оказавшуюся ручкой от поводка, на Машино заявление, что у поводка не бывает никаких ручек, пожал плечами и пошёл себе, сунув руки в задние карманы своих недошорт.

– Ну, веди, – буркнула Мария псу, остро жалея о своём согласии на эту сомнительную авантюру.

На улице оказалось ещё холоднее, чем думалось, шикарно накинутый свитерок не грел, а улица была пустынна, будто по ней уже успел прокатиться апокалипсис. И ни звука, вот совсем, да ещё довольно плотный туман пластался загадочно, жутковато.

В общем, классическая сцена из дешёвенького фильма ужасов: «Ой, как страшно! Наверное, за углом прячется оборотень! Пойдём, проверим». Правда, у дебиловатых героев таких картин при себе обычно был хотя бы нож, а вот Маша ничего прихватить не догадалась.

– Ты чего? – спросил Саша, не оборачиваясь.

В мёртвой деревенской тишине его голос прозвучал уместно зловеще.

– А чего я? – тихо, едва не шёпотом, ответила Мария.

– Весёлое вспомнила?

– Да нет, так. Нездоровые ассоциации, – Маша прибавила шагу, догоняя своего спасителя. Или теперь уже мучителя? – А мы так и будем по улицам гулять?

– Только до Советской, а там пустырь и лесок. Не волнуйся, Арей дорогу знает, не заблудишься.

– Я и не волнуюсь, – дёрнула подмерзшим плечом Мария. – А зачем его так рано выгуливать? Тут же не город, выпустил во двор и всех дел.

– Он же маламут[2], – Саша покосился на неё и в его взгляде промелькнуло что-то сильно смахивающее на: «Ты что, умственно отсталая?», а, может, и на что-то более конкретное. – Чего ему во дворе делать? – Маша замялась, соображая, как бы покорректнее сформулировать, что собакам положено делать во дворах, а так же парках, аллеях и кустах. – Он серьёзный пёс, не болонка, с ним заниматься надо. По жаре с такой шкурой не побегаешь, мигом гипотермия хватит. Вот мы их и выводим до рассвета и уж после того, как солнце сядет.