Единожды солгавший - Тамара Крюкова

– Ну да, он многим девчонкам нравится.

– А тебе? – поинтересовалась Наташа.

– Успокойся, лично меня парни не интересуют, – фыркнула Лина.

– Счастливая. Ничего тебя не волнует. А я не знаю, что делать. Как ты думаешь, может, ему письмо написать? – она посмотрела на подругу в ожидании совета.

– Не знаю, – пожала плечами Лина.

Если бы она могла предположить, что Наташка втюрилась в Беляева, она ни за что не стала бы с ним заниматься алгеброй. Но теперь он припрётся. Сказать Наташке? А зачем? Только её расстраивать. Лично ей Беляев до лампочки. Объяснит ему пару формул – и свободен. Лина решила не вызывать у подруги ненужную ревность и промолчала.

Куцый зимний день, едва перевалив за полдень, плавно перешёл в сумерки. Лина и Стас сидели на диване в круге света от торшера. Стас смотрел, как Лина старательно записывает размашистым почерком столбики цифр в тетрадку, лежащую на коленках, как, серьёзно морща лоб, комментирует каждое действие, как время от времени сдувает с лица падающую на глаза прядь, и меньше всего думал о математике. Рыжий, как апельсин, абажур отбрасывал по-летнему тёплый свет, и от этого её матовая кожа казалась подрумяненной, а в волосах будто запуталось солнце. Если бы её мать не совала то и дело свой нос в комнату, он бы Линку непременно поцеловал. Но он боялся, что их застанут. Тогда его первый визит грозил стать последним, поэтому Стас смиренно сидел, делая вид, что синусы и косинусы составляют смысл его жизни. Лина закончила объяснение и попросила его решить пример самому. Она наблюдала за его жалкими потугами выдавить из себя хоть крупицу приобретённых знаний и наконец, не выдержав, сказала:

– Беляев, отчего ты такой тупой?

– Может, ты учительница плохая, – насмешливо возразил он.

– Не нравится – катись отсюда.

– Да ладно тебе. Шуток не понимаешь. А отчего ты такая ершистая? – в тон ей сказал он.

Лина впервые пристальнее пригляделась к Беляеву, чтобы понять, что в нём нашла Наташка. Он, конечно, симпатичный, спору нет, но глуп как пробка. Да ещё и самонадеянный: гонору выше крыши. Думает, все за ним бегать должны. А девчонки, дуры, к нему липнут. Но не на ту напал.

– Всё, на сегодня занятия окончены, – сказала Лина, вставая с дивана.

– Как скажешь, – согласился Стас, продолжая сидеть.

– Тебе что, не понятно? Урок окончен. Детки расходятся по домам.

– Может, сходим погулять? – предложил он.

– Я по темноте не гуляю.

– А завтра мне можно прийти?

– Ещё чего! – фыркнула Лина.

– Но ты же мне не всё рассказала.

– Слушай, что ты дурака валяешь? Тебе ведь математика по фигу.

– Допустим, – улыбнулся Стас.

– Ну и чего ты тогда ко мне привязался?

– А ты не знаешь?

Лина понимала, что движет Стасом в его нынешнем стремлении к учёбе, но послушать его признание было занятно. «Интересно, что бы сказала Наташка, если бы знала?» – пронеслось в голове. На мгновение в ней шевельнулось чувство вины, но она тотчас отмела его. В конце концов, она же не собирается встречаться с Беляевым. Она его в любой момент может отшить, и не её вина, что он сам к ней пристаёт.

– Я недогадливая, – с вызовом сказала она.

Стас посерьёзнел и сказал:

– Ты мне очень нравишься.

– А ты мне нет.

Наташа не слышала объяснений учительницы. Монотонные слова проносились мимо, не нарушая стаккато её беспокойных мыслей. Как она могла думать о формулах, когда решалась её судьба? Наташу так и тянуло оглянуться на Стаса, но она боялась сделать это и, не поднимая головы, сидела, уткнувшись в пустой тетрадный лист.

Наверняка Стас уже прочитал её письмо. Она столько раз писала, зачёркивала, рвала и писала его заново, что помнила наизусть.

«Стас, наверное, ты будешь презирать меня за это письмо, но я больше так не могу, поэтому я решилась написать. Я всё время думаю о тебе. Я очень хочу быть рядом с тобой. Очень жду твоего ответа. Если ты не хочешь дружить со мной, то сожги это письмо и забудь о нём навсегда.

Наташа»

Где сейчас этот листок? Лежит скомканный в его кармане или Стас его выбросил? Наташа была не рада, что решилась признаться в своих чувствах. Как к этому отнесётся Стас? Может, посмеется, станет презирать или возненавидит?

– Сафонова, о чём ты мечтаешь? – услышала она голос учительницы.

Обращение застало её врасплох.

– Ни о чём, – пролепетала она и невольно глянула на Стаса. Их глаза встретились. Стас понимающе улыбнулся, и она, окончательно смутившись, покраснела и отвела взгляд.

– Вот и плохо, что ни о чём. А должна думать о законе Ома, – произнесла физичка.

Весь класс обернулся на Наташу. Ей казалось, что все догадались о её любви к Стасу. Она чувствовала себя раздетой и беззащитной, и от этого румянец ещё больше заливал её щёки.

– А можно про Бойля – Мариотта думать? – громко спросил Стас.

– На твоём месте, Беляев, я бы не острила. Если ты такой умный, иди решать задачу. Посмотрим, куда денется твой юмор.

– А я чего? Я ничего, – протянул Стас.

– Это мы возле доски посмотрим, – повторила физичка.

Парень медленно поднялся из-за парты и поплёлся к доске.

– Прошу заметить, страдаю из-за свободы слова, – сказал он.

В классе раздались смешки.

Наташа не могла справиться с волнением. В сердце тоненькой ниточкой пульсировала надежда: она ему небезразлична. Если бы Стас её презирал, то не стал бы сейчас отвлекать на себя внимание физички и нарываться на двойку. Она не могла дождаться перемены, чтобы подойти к нему и поговорить. Наконец последние минуты урока со скрежетом дотащились до звонка. Ребята шумно повскакивали из-за парт. Наташа подошла к Стасу.

– Прости меня, – сказала она.

– За что?

– Ты ведь из-за меня двойку получил.

Если бы после «пары», которая вполне могла перекочевать из текущих в четвертные, у Стаса на душе не было так паршиво, то ему стало бы до коликов смешно. Неужели эта клуша Сафонова думает, что он геройски бросился на амбразуру доски, чтобы прикрыть её? Стешет он из-за каждой дурочки у доски париться! Тут своих проблем навалом. Ну умора! Вот так ляпнешь что-нибудь по глупости, а тебя уже в герои-защитники произвели. Он собирался высказать всё, что думает по этому поводу, но, заметив рядом Удальцову, передумал. А почему бы не заставить её поревновать? С благородством истинного джентльмена он произнёс:

– Не бери в голову. Сам виноват, что не выучил. Ты сейчас домой? Пойдём, я тебя провожу.

В дверях, пропустив Сафонову вперёд, он украдкой глянул на Удальцову. Девчонка демонстративно отвернулась, хотя было видно: она злится, что он пошёл провожать её подругу. Ничего, пускай попереживает. Может, тогда перестанет ломаться.