Прекрасная изменница - Барбара Доусон Смит

– Неужели заблуждения? – прошептал Грант, согревая ее теплым дыханием. – В объятиях друг друга мы обрели редкую страсть. Ни до нашей встречи, ни после нее мне не приходилось испытывать ничего подобного.

– Разговор вышел за рамки приличий. Немедленно отпусти меня!

Грант и не подумал ее отпускать, лишь повернул к себе лицом. Герцогиня неожиданно оказалась зажатой между стеной и широкой грудью, всем телом ощутила призывную близость. Приподняв пальцем ее подбородок, Грант заглянул ей в глаза.

– Скажи, что забыла все, что между нами было, – хрипло произнес он, – скажи честно, и я немедленно уйду.

Софи выдержала взгляд и соврала:

– Забыла. Просто выбросила из головы.

Его глаза зажглись неудовлетворенным желанием.

– Что ж, позвольте напомнить, герцогиня.

Он накрыл ее губы своими губами с утонченным мастерством, достойным самого дьявола. Софи попыталась отвернуться, однако искуситель не только удержал ее на месте, но и проник языком в рот, чтобы возбудить те же магические ощущения, которые она так хорошо помнила. Но разве воспоминания могли сравниться со страстной реальностью живого поцелуя? Грудь у Софи заныла, ноги подкосились, и если бы Грант не держал ее в объятиях, она бы упала. В попытке отстраниться Софи прижала ладони к гладкой ткани сюртука. Искуситель воспринял это движение как вызов: лаская губами, руками, всем телом, он продолжил безжалостное наступление.

Софи жаждала его ласк и в то же время ненавидела его. Действия Гранта казались рассчитанными и выверенными, словно он загнал собственную страсть в узкие рамки рассудка. Даже дыхание у него не участилось. Ему хотелось покорить ее, доказать собственную правоту. Что ж, она не отступит, пока не отступит он!

Неожиданно принятое решение пересилило желание сопротивляться. Подчиняясь безрассудству, Софи позволила себе растаять на горячей груди, обвить руками крепкую шею и запустить пальцы в густые черные волосы. Шелковистые пряди оставались такими же мягкими, как и прежде. Она провела кончиками пальцев по мочкам его ушей: когда-то он признался, что любит эту простую ласку. Смутно сознавая, что играет с огнем, Софи тем не менее выгнула бедра, чтобы возбудить мужское естество Гранта.

Софи с наслаждением ощутила тот неповторимый момент, когда страсть одержала верх над самообладанием Гранта, и он застонал. Его ласки превратились в жгучий призыв; поцелуй обжигал и требовал ответа. Вкус его губ опьянял, запах мужского тела возбуждал. Софи неслась по волнам наслаждения, забыв обо всем на свете.

Грант расстегнул накидку и проник под корсаж. Пальцы стремились к набухшим соскам, а когда наконец дотянулись, Софи застонала от пронзившего насквозь острого наслаждения. Сейчас уже все тело, все сокровенные уголки умоляли об одном: о полной и неотступной близости.

Сквозь густой туман желания донесся знакомый и в то же время изменившийся голос:

– Софи… скажи… где твоя спальня?

С трудом приподняв тяжелые веки, она поняла, что он обнял ее за талию, чтобы не упала, и увлек к лестнице. Его намерение не оставляло сомнений и мгновенно вернуло Софи к холодной реальности. Она высвободилась из его объятий и прислонилась к стене.

– Нет, Грант. Нет.

– Но ты же хочешь меня! Желаешь так же, как я желаю тебя!

– Для меня нет ничего важнее в жизни, чем сын. – Они остановились совсем близко от комнаты Люсьена. Если бы мальчик неожиданно вышел и увидел их… Если бы кто-нибудь увидел… Эта мысль придала Софи силы.

– Нет, продолжать я не готова. Особенно здесь.

Грант привлек ее ближе и нежно погладил шелковистую кожу над корсажем.

– Тогда поедем ко мне. Там никто не помешает.

– Я не имею права вести себя столь безответственно! Неужели не понимаешь? Ведь я могу забеременеть!

Грант долго молчал. На лице появилось замкнутое, суровое выражение.

– Но можно предохраняться, – наконец возразил он. – Ты наверняка знаешь, как это делается. Не мне тебя учить. Ведь ты всего раз пожертвовала фигурой.

Его замечание прозвучало оскорбительно. Грант считает ее мелочной и тщеславной кокеткой. Как же плохо он знал и ее, и Роберта!

– Все, вопрос закрыт. Вынуждена попросить тебя уйти. Немедленно.

– Как прикажете, герцогиня. Однако знайте: все еще впереди. – Он повернулся и стал спускаться с лестницы.

Прислушиваясь к звуку его удаляющихся шагов, Софи стояла в пустом тихом коридоре. В этот момент она чувствовала себя такой одинокой! Софи привыкла жить без мужчины и ничуть не страдала. Однако Грант разбудил в ней и страсть, и тоску по любви, которой она давно не испытывала.

«Все еще впереди».

Нет, все кончено. Что было, то прошло, и все же Софи не могла не думать о Гранте. Она все еще ощущала на губах вкус его поцелуя, его ласки. Она забыла даже о том, что потеря репутации может отразиться на сыне.

Люсьен. Софи постаралась сосредоточиться на мысли о самом дорогом существе. Ради ребенка необходимо противостоять искушению. Но противостоять наделенному властью опекуну?

5 ноября 1701 года

Сегодня Ночь Гая Фокса, вся Англия торжествует победу над злодейским заговором. На площади полыхал костер, и мне позволили посетить праздник в сопровождении верной Мэри. О, что это был за восторг! По всему Лондону разносился перезвон колоколов, а издалека отвечала пушка. Старый полковник Дикинсон носил по улицам соломенное чучело, за ним следовала колонна ликующих горожан. Радовались и господа, и слуги. И вот среди всеобщего веселья я неожиданно очутилась в объятиях.

Это был Уильям! Он увлек меня во тьму, где мы предались поцелуям со всем пылом запретной страсти. Окончательно ослабев, я обещала утром прийти к нему на квартиру.

О, что же мне теперь делать? Как поступить? Нарушить данное Малфорду обещание верности? Или разбить сердце дражайшего Уильяма?

Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд

На следующий день, раздраженный и разочарованный бесплодными расследованиями, Грант остановил коня у подъезда элегантного особняка на Парк-лейн. Отвратительная погода вполне соответствовала его настроению, а холодный дождь грозил промочить до нитки. Мистер Чандлер сбросил пропитанный водой плащ и шляпу, с которой текла вода, на руки стоявшему у двери ливрейному лакею и направился в гостиную.

Тетушка Фиби, словно монаршая особа, восседала в кресле возле небольшого стола и, сжимая перо унизанными кольцами пухлыми пальцами, писала письмо. Карими глазами под тяжелыми веками, бледной кожей, надменным носом и пепельно-седыми волосами она напоминала королеву Елизавету в старости. Да и в манерах ее проскальзывало высокомерие. Впрочем, от королевы-девственницы почтенную светскую даму отличало то обстоятельство, что ей выпал жребий похоронить трех титулованных мужей. Овдовев в третий раз, леди заявила, что намерена жить в одиночестве до конца жизни.