Девять королев - Пол Андерсон

– Сестры, прошу вас, не надо! – Иннилис мягким движением тронула Виндилис за плечо, и та сразу успокоилась.

– Я не изменница, поверьте! – Дахилис чуть не плакала. – Просто Бодилис сказала…

– Я говорила, – повысила голос Бодилис, – что мы должны быть осторожны, пока не свершится неизбежное. Магия – обоюдоострый меч, и горе тому, кто об этом забыл. Колконор мне ненавистен не меньше, чем вам, Сестры мои. Мы уже призывали смерть. Разве этого мало? Стоит ли еще рисковать?

– Стоит! – воскликнула Ланарвилис. – По этому пути идут до конца. Кто остановится – тот пропал, – она, как когтями, поскребла в воздухе скрюченными пальцами, терзая невидимую плоть. – Я хочу его смерти!

Виндилис, шумно выдохнув, рассмеялась.

– Подумайте, Сестры, подумайте, молю вас! – раздался голос Фенналис. – Мне самой не по душе черная магия, но если нужно…

– Мы рискуем, но есть ли другой путь? – спросила Квинипилис, обводя глазами королев. – Форсквилис умеет заглянуть в запредельное, но я старше всех вас, и за свою жизнь я сама совершила много деяний и видела, как совершали деяния другие. Ты, Бодилис, умна, но ум твой – от книг и философов. Подумай. Мы уже привели человека, который может победить Колконора и быть королем лучшим, чем Колконор.

– Трудно быть худшим, – прошептала Иннилис.

– Этот человек может отказаться от поединка, – продолжала Квинипилис. – Он командир, он на службе и не имеет права рисковать жизнью. Если же он согласится – Колконор может убить его. Я не думаю, что сил у Колконора убавилось с тех пор, как он добыл корону.

– Твоя правда, – согласилась Бодилис. – Колконор может убить его. Солдаты отомстят за смерть командира и убьют Колконора. Мы избавимся от чудовища, но кто тогда станет королем? Священный закон гласит – только поединок. Один на один. Многие законы нарушались в последнее время в Исе. Не из-за этого ли силы наши убывают, а городу грозит разорение?

– Нет, нет! – Иннилис, дрожа, кинулась к Виндилис. Та обняла ее и принялась успокаивать.

– Не бойся, милая, – Виндилис гладила ее по голове. – Мы зачаруем его, герой победит и спасет нас.

– Герой! – Вся засветившись радостью, Дахилис захлопала в ладоши.

Пошевелившись, Форсквилис вздохнула, открыла глаза, и взгляд ее постепенно стал осмысленным. Королевы бросились к ней и принялись растирать запястья, нашептывая ласковые слова. Вскоре Форсквилис смогла подняться на ноги.

– Будем ли мы продолжать, Сестра? – спросила Квинипилис. – И если будем, осталась ли у тебя сила?

Выпрямившись, Форсквилис стала выше всех ростом. Она властно оглядела королев.

– Да. Не медлите! Скоро рассветет – сила убывает, – и зубы ведьмы влажно блеснули в редеющей тьме.

Костер был готов.

Королевы доверили Дахилис честь хранить огонь, потому что Дахилис была самой юной и самой красивой. Она станет невестой первой ночи короля.

Беззвучно шепча молитву Белисаме, Дахилис вывернула в дрова жар из тигля. Костер занялся.

Форсквилис вынула серебряную солонку и высыпала каждой королеве на руку щепотку соли. Королевы слизнули соль с ладони – во имя Лера. Обратившись к Таранису, Квинипилис сняла с пояса нож, быстрым движением уколола себе большой палец и протянула руку к костру. То же самое по очереди проделали все королевы. В костер закапала кровь; темные капли, чуть шипя, пузырились по краям, вздувались, лопались, становились огнем.

Костер вдруг окреп, взмыл с гудением вверх, но ветер смял его, и багряные жаркие лепестки, метнувшись по сторонам, опали, обнажив сердцевину голубого пламени. Тьма сгустилась; не стало ни луны, ни звезд, а только это льдистое свечение. Оно слепило, и от него невозможно было отвести глаз.

Королевы встали вокруг огня и, взявшись за руки, заговорили нараспев:

Волка вой, акулий зуб,

Червь, сердца точащий

Завистью, гниющий струп,

Труп, в гробу смердящий,

Ужас, липкий пот стыда,

Алчность, злобу, гонор

Призываем: навсегда

Проклят будь, Колконор!

Пусть трухлявый дуб падет,

Омертвев корнями;

Пусть его с лица земли

Лир сметет ветрами.

Пусть Таранис яд с ветвей

Чистым ливнем смоет;

Молот молний пусть взметнет

Над его главою.

Белисама, запятнал

Он тебя бесчестьем;

Снизойди с небес: настал

Час священной мести.

Пусть он кровью злой в Аду

Черный вар отравит.

Пусть Король, что днесь грядет,

По Закону правит.

В бухте стояли рыбачьи лодки. Моряки, привезшие королев на остров, видели огонь и тени, мелькавшие вокруг огня, но не понимали, что делают королевы. Их призвали, и они повиновались. Они боялись и хотели, чтобы все побыстрее закончилось, они шептали заговоры, сжимая обереги от нечистой силы, и были эти моряки Перевозчиками Мертвых.

I

Последний переход был трудным. За Воргием начались сплошь островерхие холмы, лысые каменистые взгорья, будто земля здесь попятилась от извечного недруга-океана, который прятался где-то совсем близко – вон за тем хребтом или за тем, или чуть подальше. Стало встречаться все больше менгиров. Поставленные исполинами – Древним Народом – громадины в четыре человеческих роста цвета пепла в потухшем костре, они могли бы многое поведать о бренном бытии, о людях, что были величественнее нынешних, но канули бесследно, о богах, которые, может, еще вернутся когда-нибудь к своим мрачным капищам. Запад встречал режущим ледяным ветром, приносящим вместе с запахом моря свинцовые, набухшие влагой тучи. Тучи накрывали землю тенью, проливались дождем, и ветер гнал их дальше, на восток.

Природа пробуждалась после зимы. Зазеленели ивы, белым цветом окутались сливовые деревья. Даже дубы, вечно нерасторопные, пустили, наконец, по ветвям палевые почки. Пробивались сквозь траву и колючий ежевичник первые цветы, нежные дезии. Над цветами забасили мохнатые янтарные шмели, в небе зашумел птичий грай.

В лесистых распадках встречались небогатые фермы – две-три глинобитные хижины под соломенной крышей, скотный двор, сад с огородом. Дорога вела через край озисмиев, их языка никто из легионеров не понимал, но Грациллонию удавалось кое-как объясняться со здешними, ибо еще мальчишкой он немного выучился во время поездок с отцом почти всем местным наречиям. Много веков назад сюда вторглись кельты. Они смешались с озисмиями, поэтому их язык был похож на кельтский. И еще озисмии часто вставляли слова – Грациллония почему-то это тревожило – из языка загадочного города Ис. Они не были похожи на слова известных ему наречий и напоминали названия, слышанные в детстве от учителя, когда тот рассказывал о Пунических войнах.