Смех Циклопа - Бернард Вербер

Лукреция рассеянно наблюдает в зеркало за процессией, которая постепенно запруживает всю улицу. Вдруг она вздрагивает.

Среди веселых гуляк, облепивших огромную куклу, едущую на колеснице, Лукреция замечает клоуна с большим красным носом, печально опущенными углами рта и слезой на щеке.

Черт побери, да ведь это ГРУСТНЫЙ КЛОУН!

Она вылетает из парикмахерской.

– Эй! Вы, там!

Клоун замечает ее, спрыгивает с колесницы и бросается бежать. Лукреция, с головой, вымазанной зеленой кашицей, мчится за ним. Клоун пытается раствориться в толпе, но Лукреция забирается на колесницу и сверху следит за его передвижениями.

Вместо того чтобы гнаться за ним по пятам, она огибает процессию и выскакивает перед ним как из-под земли. Лукреция опрокидывает его на землю и начинает душить. Через несколько секунд она ослабляет хватку, стирает парикмахерской накидкой грим с лица клоуна и видит, что перед ней юноша лет шестнадцати.

– Почему ты убегал?

– Клянусь, это не я воровал мобильники! Это все они!

Лукреция отпускает его, и юноша пускается наутек. Прохожие смотрят на нее с удивлением. Зеленая кашица вот-вот зальет ей глаза.

На что я надеялась? Вот так, случайно встретить убийцу на улице?

А вдруг убийство Циклопа такая же выдумка, как международный заговор Алессандро?

Преступление с целью наживы? Маловероятно.

Зависть коллег? Слишком сложный способ устранения соперника.

Крауц? Жадность продюсера? Что-то он не похож на злодея.

Тадеуш? Брат, которому не терпится заполучить наследство? Ну, не знаю…

Остается синяя шкатулка. Только она. Синяя шкатулка с буквами «B.Q.T.».

Статью из этого не сделаешь.

А что, если Тенардье права? Может быть, я действительно так же бездарна, как Клотильда.

Пеллегрини дал хороший совет: нужно заручиться поддержкой Исидора, он опытный и проницательный журналист. Одна я не справлюсь.

Но этот самодовольный толстяк отказывается мне помогать.

Может, бросить это дело? «Увы, Кристиана, вы были правы. Дарий умер от сердечного приступа. Я ошиблась, сочинив целую детективную историю. Я просто хотела привлечь к себе внимание».

Невозможно. Хотя бы из гордости. Я ни за что не брошу расследование. Я завершу его любой ценой. Отступать слишком поздно.

Лукреция возвращается в парикмахерскую.

– Ты что, увидела мужчину своей мечты? – с иронией спрашивает Алессандро.

– Совершенно верно. Но я ошиблась, это был не он, – серьезно отвечает Лукреция и усаживается в кресло, не заметив в глубине зала человека, который внимательно наблюдает за ней, прикрывшись газетой.

В 2 года успех – это не писать в штаны.

В 3 года успех – это иметь полный рот зубов.

В 12 лет успех – это быть окруженным друзьями.

В 18 лет успех – это водить машину.

В 20 лет успех – это хорошо заниматься сексом.

В 35 лет успех – это зарабатывать много денег.

В 60 лет успех – это хорошо заниматься сексом.

В 70 лет успех – это водить машину.

В 75 лет успех – это быть окруженным друзьями.

В 80 лет успех – это иметь полный рот зубов.

В 85 лет успех – не писать в штаны.

Отрывок из скетча Дария Возняка «Если ты любишь, тебе всегда двадцать лет»

Волнение достигает апогея. Комик Феликс Шаттам взмок так, что ему приходится вытираться полотенцем. Руки у него дрожат.

Стоя за кулисами «Олимпии», Лукреция издалека наблюдает за ним. Прогон при закрытом занавесе, последняя репетиция.

Феликс Шаттам оттачивает с ассистентом детали выступления. Помощник подает реплики, щелкая хронометром.

– На словах «прелестная компания» должен быть смех. Дай им четыре секунды, не больше, набери воздуха и продолжай. Смех и, может быть, аплодисменты продолжаются. Итак: твой текст.

Феликс Шаттам произносит:

– «Может быть, но, учитывая создавшееся положение, это было бы слишком просто».

– Отлично! Таращишь глаза и резко вздергиваешь подбородок на тридцать пять градусов. Делаешь три шага вправо, слегка оборачиваешься – на три четверти, там желтый прожектор, который освещает тебя в профиль. Следующую реплику говоришь с кривой усмешкой. Улыбка номер тридцать два бис. Давай.

Раздается объявление по громкоговорителю:

– Зрители больше не могут ждать! Пора на сцену!

Из зала действительно доносятся крики.

– Фе-ликс! Фе-ликс!

Комик начинает отчаянно паниковать. Ассистент обнимает его за плечи.

– Не обращай внимания. Текст.

– Хорошо, продолжаю: «И еще нужно, чтобы они были в курсе. Поскольку, если я не ошибаюсь, вы все не в курсе».

– Произноси четче, ты глотаешь слова. Повтори.

– «Чтобы они были в курсе». Так нормально?

– Сойдет. Тут снова должен быть смех. Ты пережидаешь. Если смех усиливается, подыгрываешь: «А вас, мадам, это, видимо, касается в первую очередь». Что-нибудь в этом роде, хорошо? Или сосчитай до пяти. Потом принимаешь раздосадованный вид и произносишь следующую реплику.

– «Да, но, чтобы держать их в курсе, нужно все знать самому».

– К этому времени, по идее, проходит минута двадцать секунд от начала скетча. Будь внимательней, не теряй ритма. Легкая улыбка номер шестьдесят три. Она тебе особенно хорошо удается, на щеке появляется ямочка. Ты садишься. Набери в грудь воздуха – реплика длинная. И не глотай слоги, ты плохо выговариваешь «статистика» и «непорядочность».

Лукреция думает, что репетиция напоминает ралли, где второй пилот предупреждает о виражах и препятствиях и о том, где прибавить скорости.

Она хочет подойти ближе, но чья-то рука удерживает ее.

– Не отвлекайте их!

Это Франк Тампести, пожарный-курильщик.

– Собьете настрой, и Феликс сдуется, как дырявая покрышка. Вы даже не представляете, какая напряженная работа предшествует юмористическому представлению. Все рассчитано до секунды.

Лукреция слышит, как зал кричит все громче:

– Фе-ликс! Фе-ликс!

Голос из громкоговорителя:

– Двадцать минут опоздания! Ребята, если так дальше пойдет, они тут все разнесут! Пора выходить!

Феликс Шаттам снова впадает в панику, и снова ассистент обнимает его за плечи, призывая к спокойствию. К ним подходит человек в темном костюме.