Миллионерша - Бернард Шоу

сказал директорам, что бедность его вдовы позорит их перед ликом аллаха. Они были богаты и щедры: они выпустили для нее специальные учредительские акции, приносящие три сотни в год. Они полагали, что тем самым она вступает в дело на самых выгодных для нее условиях. Да внемлет ее молитвам и будет к ним милостив тот, в ком единый источник власти и силы. Но все это потребовало времени. На уход за мужем, сиделку, похороны, передачу лаборатории и переезд на более дешевую квартиру вдова истратила все, что у нее было, хотя ни врач, ни адвокат не взяли с нее ни пенса, а лавочники не торопили с уплатой долгов: воля аллаха воздействовала на всех них сильнее, чем на британское казначейство, взыскавшее с вдовы налог на ее крошечное наследство. Между кончиной моего учителя и назначением пенсии образовался разрыв величиной как раз в полтораста фунтов. Но господь, который справедлив и точен, соизволил, чтобы руки вашего шофера и мои заполнили этот разрыв известной вам суммой. Она преисполнила сердце мое такой радостью, какой никогда еще не доставляли мне деньги. Но вместо того, чтобы явиться к вам с пятьюдесятью тысячами фунтов, я задолжал за свое пропитание в вашем отеле и со дня на день жду, что ваш управляющий потеряет терпение и потребует уплаты.

Элестер. Ничего, старина. Свои дела вы не устроили, зато чертовски благородно поступили с вдовой. А заодно ускользнули от Эппи. Она не выйдет за вас, пока у вас в кармане пусто.

Эпифания. А почему бы нет? Из этого изобретения, вероятно, уже сделано десять раз по пятьдесят тысяч. Доктор, покрыв моими деньгами неотложные расходы вдовы, косвенным образом вложил их в изобретение. И проявил при этом исключительные деловые способности. Верно, мистер Сэгемор?

Сэгемор. Безусловно. Он выжал деньги из премьер-министра. Он выжал деньги из имперского металлургического треста. И устроил как нельзя лучше дела вдовы.

Врач. Но не свои собственные. Я задолжал за стол.

Эпифания. Ну, раз уж дошло до этого, скажу, что я тоже задолжала за стол. Сегодня утром я получила письмо от своих поставщиков, которые уведомляют, что за два года не получили от меня ни пенса и впредь до поступления от меня хоть какой-нибудь суммы вынуждены прибегнуть к содействию судебных властей.

Врач. Как это понимать?

Эпифания. А так, что они опишут мою обстановку.

Врач. Боюсь, что не смогу продать свою обстановку, — у меня ее нет.

Эдриен. Если у вас есть хотя бы тросточка, она сумеет ее продать. Это самая скаредная женщина в Англии.

Эпифания. И потому самая богатая. Мистер Сэгемор, я решила выйти замуж за этого врача. Установите его имя-и подготовьте все, что полагается.

Эдриен. Смотрите, доктор! Выходя за вас замуж, она нарушает супружескую верность. До вас она флиртовала со мной, возила меня за город и подавала надежду, что я заменю ей Элестера. Но посмотрите, что она сделала со мной! Она и с вами сделает то же самое, когда ей понравится очередной мужчина.

Врач (Эпифании). Что вы на это скажете?

Эпифания. Что вы должны научиться не упускать удачу. Этот разочарованный волокита пытается запугать вас моей неверностью. Но он никогда не был женат, а я была замужем и говорю вам: ни в одном, даже самом счастливом браке не бывает так, чтобы супруги не изменяли друг другу в мелочах тысячу раз на дню. Начинается с того, что вам кажется, будто у вас всего один муж, а у вас, как выясняется, их целая дюжина в одном лице. Рядом с вами оказывается человек, которого вы ненавидите и презираете, хотя связаны с ним на всю жизнь; однако еще до конца завтрака этот дурак говорит вам что-нибудь приятное и снова становится мужчиной, которым вы восхищаетесь, которого вы любите. А между двумя этими полюсами вы проходите тысячи этапов — с другим мужчиной или с другой женщиной на каждом из них. Для мужчины все женщины воплощены в его жене: она дьявол во плоти, она заноза в его теле, ревнивое чудовище, неотступный сыщик, нуда, скандалистка, мучительница. Но стоит ему сказать ей любую утешительную ложь, как она становится его отрадой, помощницей, бесценным сокровищем — в худшем случае, его беспокойным, но любимым ребенком. В каждой из жен заключены все женщины сразу, в каждом муже — все мужчины. Что знает холостяк об этой бесконечно опасной, надрывающей сердце, непрестанно изменчивой и полной приключений жизни, которую именуют браком? Смотрите на нее так же, как смотрели на любую рискованную операцию, каких вы делали сотни.

Врач. Поистине, кто мудрей и лукавей женщины, когда она пытается уловить в свои сети мужчину, избранного для нее аллахом? Но мне хорошо и без жены. Зачем мне ломать свою жизнь? Я буду счастлив, и оставаясь старым холостяком.

Эпифания (протягивая ему руку). А сумеете вы проверять мой пульс, оставаясь старым холостяком?

Врач (щупая ей пульс и механически вытаскивая часы). Ах, про него-то я и забыл. Раз, два, три... Нет, он неотразим. Такой пульс бывает один на сто тысяч. Я люблю его. Я не могу расстаться с ним.

Эдриен. Вы будете раскаиваться в этом до последнего дня своей жизни.

Эпифания. Мистер Сэгемор, вы получили мои указания.

Сэгемор кланяется.

Патриция. Поздравляю, дорогая.

Так заканчивается пьеса, когда ее играют в странах капитализма. Однако в России, а также в странах, где симпатизируют коммунистам, зрители хотят, чтобы пьеса имела иную мораль в финале. Поэтому после того, как врач щупает пульс Эпифании, объявляя, что влюбился в него и не в силах от него отказаться, Блендербленд говорит:

Эдриен. Остерегайтесь, на ее руке проклятье. Это рука Мидаса — чего бы она ни коснулась, все превращается в золото.

Врач. На моей руке проклятье пострашнее: золото ускользает у меня между пальцев. Почему я беден? Я не желаю быть бедным.

Эпифания. Почему я богата? Я не желаю быть богатой.

Элестер. Тогда поезжайте оба в Россию — там нет ни богатых, ни бедных.

Эпифания. А почему бы и не поехать? В последнее время я покупаю исключительно русские акции.

Эдриен. Но русские пристрелят вас как бешеную собаку: вы же проклятая капиталистка.

Эпифания. Здесь — да. Зато в России я стану труженицей. И еще какой! Здесь я растрачиваю свой интеллект впустую. Такова судьба богатству в капиталистическом мире: оно транжирится на бездельников и на их приживалов. Здесь я окружена морем рабства, нищеты, болезней и грязи, и черная пучина его готова поглотить меня в любую