Ваша до рассвета - Тереза Медейрос

У него разыгралось воображение, или в ее голосе прозвучала нежность?

– Скука была моим худшим врагом. Пока вы не приехали в Ферчайлд–Парк.

– Если бы вы только позволили мне, я бы смогла скрасить вашу скуку. Я бы могла брать вас на долгие прогулки по саду. Я бы могла вам читать вслух каждый день. Я ведь даже могла бы вам помочь с вашей корреспонденцией, если бы вы захотели! Возможно, есть кто–то, кто хотел бы получить от вас весточку. Ваши коллеги–офицеры? Ваши родные? Ваши друзья в Лондоне?

– Зачем портить им воспоминания обо мне? – сухо спросил он. – Уверен, они предпочли бы думать, что я умер.

– Не будьте смешным, – упрекнула она его. – Я уверена, что они были бы рады получить от вас даже короткую записку о том, как вы живете.

Габриэль с удивлением услышал ее быстрые шаги, пересекающие комнату. А потом звук открывающегося ящика письменного стола.

Действуя по чистой интуиции, он отбросил одеяла и шагнул на звук. На этот раз отчаяние дало ему более правильное чувство направления, чем в предыдущий раз. Его руки сомкнулись на легко узнаваемых контурах ящика и закрыли его. Он уже собирался с облегчением вздохнуть, когда понял, что мягкий и теплый объект, пойманный в его вытянутые руки, был его медсестрой.

«Моя дорогая Сесиль,

Теперь, когда я достаточно осмелел, чтобы обратиться к Вам по имени, смею ли я вообразить, что мое собственное имя так же выйдет из Ваших сочных губ?»

* * *

На какой–то ошеломляющий момент Саманта даже не смела дышать. Гипнотизирующий стук дождевых капель, мягкий полумрак, теплое дыхание Габриэля в ее волосах – все это переплелось, накрыв ее туманным коконом, где время потеряло свою власть и значение. Габриэль, казалось, был точно так же загипнотизирован. Она настояла, чтобы этим утром он надел рубашку, но не настояла, чтобы он застегнул ее. Широкая грудная клетка, прижимающаяся к ее спине, едва заметно приходила в движение от дыхания. Его ладони были прижаты к ящику письменного стола, а мускулистые предплечья затвердели от напряжения.

Несмотря на то, что их неловкое положение не было настоящим объятием, Саманта не могла не думать о том, как легко он мог бы обхватить ее руками и обволакивать первобытным жаром своего тела, пока она не растает в нем.

Она напряглась. Она не слабенькая мечтательная дебютантка, готовая упасть в руки первого джентльмена, который поманит ее пальцем.

– Простите, милорд, – сказала она, разрушая опасные чары, вдруг связавшие их. – Я не хотела совать нос в ваши дела. Я только искала канцелярские принадлежности и чернила.

Габриэль опустил руки, но именно Саманта быстро отодвинулась, стремясь создать между ними дистанцию. Без его тепла, окружавшего ее, влажный воздух, который она до этого момента едва замечала, глубоко проник в ее тело, пробирая до самых костей. Опускаясь обратно в кресло у окна, она задрожала от холода.

Габриэль по–прежнему стоял молча и неподвижно, словно погруженный в свои мысли. Потом, вместо того, чтобы упрекнуть ее за бесцеремонное вмешательство, как она предполагала, он снова открыл ящик стола. Его руки безошибочно определили точное местонахождение содержимого. Когда он повернулся и бросил толстую связку ей в руки, Саманта была столь потрясена, что едва успела подхватить ее.

– Если вы хотите почитать что–то для развлечения, то могли попробовать их. – И хотя лицо Габриэля потемнело от презрения, Саманта ощутила, что презирает он не ее. – Думаю, вы сразу обнаружите, что там есть все, что обычно так нравятся любителям фарса – остроумные подшучивания, тайное ухаживание и патетический дурак, настолько опьяненный любовью, что рискует всем, чтобы покорить сердце его леди, даже своей собственной жизнью.

Она посмотрела на завязанную лентой пачку писем. Бумага, на которой их написали, была потрепана, но отлично сохранилась, словно письма часто читали, но всегда очень аккуратно. Когда Саманта перевернула их, запах женских духов, ностальгический и сладкий, как первые весенние гардении, достиг ее носа.

Габриэль вытащил из–под стола перевернутый стул и, поставив его на ножки, оседлал.

– Начинайте, – скомандовал он, кивая в ее направлении. – Если вы будите читать их вслух, мы оба сможем хорошо повеселиться.

Саманта поиграла с концами шелковой ленты, ленты, которая раньше стягивала блестящие волосы какой–то женщины. – Едва ли мне следует читать вашу частную переписку.

Он пожал плечами.

– Как хотите. Хотя некоторые пьесы лучше играть по ролям, чем читать. Почему бы мне не начать с первого акта? – Он обнял спинку стула, его лицо напряглось.

– Занавес поднялся более трех лет назад, когда мы встретились на приеме в поместье лорда Лэнгли во время сезона. Она так сильно отличалась от других девушек, которых я знал. У большинства из них не было ни единой мысли в симпатичной головке, кроме одной – подцепить богатого мужа, прежде чем закончится сезон. Но она была такой доброй, умной, веселой и начитанной. Она могла одинаково непринужденно обсуждать поэзию и политику. Мы протанцевали всего один танец, и, даже не подарив мне хотя бы одного поцелуя, она похитила мое сердце.

– А вы украли ее?

Его губы изогнулись в печальной полуулыбке.

– Я предпринимал для этого все усилия. Но, к сожалению, моя репутация распутника шла впереди меня. А так как я был графом, а она дочерью простого баронета, она не могла поверить, что я хочу большего, чем поиграть с ее сердцем.

Саманта не знала, могла ли она винить эту девушку. Мужчина с портрета из галереи, вероятно, завоевывал – и разбивал – огромное количество женских сердец.

– Я–то думал, что она и ее семья будут в восторге заполучить такого уважаемого – и богатого – дворянина.

– Я так думал, – признал Габриэль. – Но оказалось, что ее старшая сестра была вовлечена в какой–то неудачный скандал, включающий виконта, свидание при лунном свете и жену виконта в бешенстве. И самым большим желанием ее отца было, чтобы его младшая дочь нашла себе в пару флегматичного фермера или даже священника.

Представив себе на мгновение Габриэля в воротничке викария, Саманта едва удержалась от смеха. – Как я понимаю, вы были этим в какой–то степени разочарованы.

– Точно. И поскольку я не смог покорить ее ни своим титулом, ни богатством, ни очарованием, я решил попытаться завоевать ее, используя слово. Несколько месяцев мы обменивались длинными подтрунивающими письмами.

– Тайно, конечно.

Он кивнул.

– Если бы стало известно, что она переписывается с джентльменом, особенно с моей репутацией, ее доброе имя было бы уничтожено.

– Но это был риск, который она взяла на себя, – сказала Саманта.

– По правде говоря, я думаю, что мы оба наслаждались острыми ощущениями от своей игры. Мы могли сталкиваться лицом к лицу на балу или вечеринке, пробормотать несколько вежливых слов и изобразить полное безразличие друг к другу. Никто не знал, как я жаждал затащить ее в ближайший залитый лунным светом сад или пустой альков и целовать до бесчувствия.