Вор - Сильвия Мерседес

— Призраки — просто мертвые люди, — прошептала она. — Мертвецы не могут тебе навредить. Они мертвы, — ее голос звучал пусто и отдаленно, разносился эхом, словно из другого мира.

Блеск привлек ее взгляд. Нилла повернулась туда, сердце дрогнуло, когда она увидела огонек на пороге библиотеки. Призрачный свет? Нет… это был золотой огонь, теплый, не призрачный. Он звал ее в этом холодном месте, как маяк, пробившийся сквозь тяжелый туман. Она не успела понять, как сделала несколько шагов к нему. Но Нилла остановилась, увидев, что горело.

Не свеча. Роза.

Ярко-красная роза поднялась из зарослей, которые тянулись вдоль внутренней стены коридора снаружи, а теперь цеплялись за дверную раму. Цветок покачивался на стебле, хотя ветра не было. Ее лепестки рассыпались пеплом, огонь поглощал ее, но роза продолжала восстанавливаться, разворачивала новые лепестки, пока старые чернели.

Вид был странным, пугающим и неестественным. Но роза была живой. Точнее, умирающей, но все еще живой, ужасно страдающей, поддаваясь огню снова и снова. Она умирала, еще не была мертва, и Нилла прошла к розе, ее влекло тепло ее мучений.

Она не успела понять, как оказалась на пороге спиной к библиотеке. Еще одна яркая вспышка света дальше по коридору привлекла ее взгляд: вторая горящая роза была среди зарослей лоз на стене. Они уже были в доме, когда она вошла? Нилла не помнила.

Роза рядом с ней вдруг погасла, будто огонек свечи задули. Дым нес сладкий запах, смешанный с ноткой серы, от этого Ниллу мутило. Она быстро пошла по коридору ко второй розе, ее влекло, как мотылька к огню. Все было лучше, чем оставаться во тьме, которая была не настоящей тьмой.

Где-то на глубине сознания голосок пытался возразить. Ее заманивали, как рыбу червяком. И она глупо следовала. Почему? Почему она не останавливалась?

Она шла, пока запах второй розы не наполнил ее ноздри, и она шагнула ближе, чтобы снова посмотреть на феномен сгорающих и вырастающих лепестков. Шипы и стебли не горели. Только сама роза.

Нилла протянула ладонь к огню, зачарованная. Ее пальцы дрогнули от жара, но она тянулась, вдруг ей захотелось поймать ту розу, забрать ее.

Огонь резко погас. Ее пальцы сомкнулись на холодном рассыпающемся пепле. Мир погрузился во тьму, и она стояла, моргая, ослепла на пару вдохов, а потом ночь вокруг нее стала четкой и странной. Она почти добралась до конца коридора у балкона с видом на фойе.

На перилах балкона, с дальней стороны над открытым пространством сиял третий огонек, такой же манящий, как два других.

Она бездумно пошла за ним, спотыкаясь в спешке. Она сделала несколько шагов и уловила неожиданный звук. Тишина стала такой глубокой, что Нилла почти забыла, чем был звук, пока этот красивый переливчатый голос не разбил ее. Это был низкий голос женщины. И он пел.

Огонь на третьей горящей розе плясал, казалось, в такт песне. Нилла поспешила по балкону вдоль перил к дальней стороне, преследуя свет и голос, желая догнать их. Ее шаги были легкими, и ее сердце трепетало от ощущения, которое она не могла назвать. Это не мог быть страх. Как она могла бояться такого чарующего голоса?

Она стала различать слова в песне:

— Красным цветет роза в сердце этой ночью,

Светлая, как солнце, новая, как весна,

Сияют ярко звезды, зовут петь мою душу,

Хоть вокруг рекою протекает тьма.

Нилла поспешила сквозь тени, третья роза погасла, другая загорелась, потом еще и еще, заманивая ее глубже в ту часть большого дома, к тому голосу.

Стены извивались по бокам от нее, тьма ползла по ним, и краем глаза Нилла видела, что живые ветки и жестокие шипы терзали дерево и штукатурку. Сзади двигались заросли, закрывали путь к отступлению, сплетаясь.

Она не могла бояться. Голос был близко. И важно было только найти источник.

Она добралась до широкого зала с дверями по бокам, все были приоткрыты. Она не заглядывала в те комнаты, ведь последняя роза горела над порогом в шести дверях от нее. Ей нужна была та комната. Голос, милый голос лился изнутри:

— Спустись к воде, любовь моя, любовь,

Спустись по берегу к воде.

Садись в лодку и плыви в ночь,

И я буду навеки твоей любовью.

Нилла поспешила к тому порогу, и хоть роза над ним погасла, как другие, это не имело значения. Комната внутри сияла. Десятки роз наполняли пространство, свисали с лоз, которые ползли по стенам, обвивали столбики большой кровати с пологом, двигались по потолку. Большой букет свисал из центра потолка, будто люстра, и эффект слепил.

Но внимание Ниллы было приковано к фигуре напротив, сидящей за изящным трюмо. Пять роз обрамляли зеркало, их свет озарял идеально поверхность зеркала. Нилла видела лицо и тело, отражающиеся там, четко, как днем.

Это была молодая женщина, вряд ли старше Ниллы, но во всем отличающаяся от нее. Ее кожа была как сметана, нежная и гладкая, результат ухода, который могли позволить только богачи. Ее волосы были длинными и черными, почти идеально прямыми, ниспадали на ее спину и плечи волнами, которые переливались в свете огня. Лицо с темными глазами, высокими скулами и острым подбородком было чуть наклонено на длинной шее. Она была в нарядном платье, которое ниспадало от ее плеч. Все в ней говорило о годах воспитания и ухода, словно поколения трудились, чтобы создать эту красавицу.

Золотая цепочка блестела на ее горле, изящный овальный амулет лежал на ее ключицах над объёмной грудью. Она держала прядь волос в одной руке, другой бережно расчесывала ее гребнем, двигаясь в такт с песней. Все видение так очаровывало, что Нилла застыла на пороге и просто смотрела. Она не могла мгновение даже ощущать стыд внутри нее — стыд из-за своего растрепанного вида и поведения девки с Драггс.

Песня резко оборвалась. Темные глаза в зеркале перестали смотреть на себя и заметили Ниллу на пороге. Прямые брови сдвинулись в строгую линию удивления. Розы в комнате погасли одна за другой, оставляя сильный запах духов и серы.

— Кто ты? — спросила женщина низким голосом.

Нилла раскрыла рот, не могла ответить. Ее голова заполнилась предупреждениями, которые она не хотела слушать пару мгновений назад. Она открыла рот, пытаясь придумать оправдание.

Вместо этого она закричала:

— Осторожно!

Ее голос был слабым. Далеким. Слишком далеко, чтобы ее услышать, словно звучал за толстой стеной.

Было слишком поздно.

Лозы обвили стул женщины, поднялись по трюмо и сомкнулись вокруг самой женщины. Она дернулась, попыталась встать, но лозы обвили ее ноги, приковывая ее к стулу, впивались в ее платье и обвили руки. Толстая ветка обвила ее плечи, шею, шипы впивались в ее плоть. Кровь лилась яркими струйками по ее гладкой коже. Женщина раскрыла рот в крике, но ни звука не вылетело из ее горла, только листья, шипы и большая цветущая роза. Ее челюсть сломалась, когда они вырвались из нее и скрыли ее лицо.