Монета желаний - Наталья Солнцева

Черт! Женщины, конечно, преподносили ему сюрпризы время от времени, но чтобы такие!

После нелегких поисков удалось найти одного знакомого Вики Мураткиной, красивой и умной женщины, которой уже не было в живых. Им оказался врач-гинеколог одной из платных московских клиник. Вряд ли он мог иметь хоть какое-то отношение к векселю, но тщательная проверка не помешает. К тому же он наверняка что-то знает о Вике, о ее знакомых. Нужно выяснить – что.

В лесу стоял густой запах сырой хвои и сосновой смолы. С низко нависшего неба моросил мелкий дождь. Арсен мерз в кожаной куртке, дрожал от осеннего ветра. Он не был южанином, но холод переносил плохо. Арсеном его называли сокращенно от Арсения.

– Ты все расскажешь, козел! – орал он на смертельно перепуганного доктора. – Иначе пожалеешь, что на свет родился!

Паша стоял чуть поодаль, курил и не вмешивался.

Арсен достал из кармана охотничий нож. Лезвие тускло блеснуло в сумраке леса. Доктор затрясся от страха, стремительно бледнея.

– Не убивайте меня, – жалобно заскулил он, глядя на нож. – Что вам нужно?

– Это, козел, не нам нужно! Это тебе нужно! – поигрывая ножом, Арсен подошел к гинекологу вплотную. – Вику Мураткину знал?

– П-почему знал? – пробормотал доктор, заикаясь. – Я и сейчас ее знаю!

– Нет, Паша, ты видел еще в своей жизни такого ублюдка? – завопил Арсен. – Он ее знает! Ты ее убил, козел! Признавайся!

– У-убил? – Глаза доктора от ужаса полезли на лоб. – Но зачем? Ч-что вы такое г-говорите?!

– Где бумаги?

– К-какие бумаги? – В голосе доктора появились визгливые нотки. Его охватывала неудержимая паника. – Я никого не убивал! Я ничего не знаю! О-о-отпустите меня!

Он заплакал.

Арсен потерял терпение. Если они не узнают у этого… – он не мог подобрать подходящее определение для доктора – то, что велено, Маркоша с них головы поснимает.

Гинеколог ничего существенного так и не сказал. Они его даже бить не стали, побоялись, что он умрет от страха. Такого указания не было – лишать доктора жизни, поэтому парни ограничились запугиванием и мелкими уколами ножом. Доктор клялся и божился, что никаких других мужчин Вики он не знает, в глаза их не видел.

– Но они все-таки были? – настаивал Паша.

– Думаю, да, безусловно, были. Иногда… – врач помолчал, подбирая слова, – приходилось ликвидировать последствия, которые недвусмысленно говорят об определенных отношениях с другими мужчинами.

– С какими это другими? – насторожился Арсен.

– Ну, с другими, не со мной. Потому что из-за меня этого никак случиться не могло. Мы слишком редко встречались с Викторией и всегда были предельно осторожны.

– Так ты с ней спал?

– Ну, – смутился гинеколог, – в некотором роде. Она мне очень нравилась. В постели особенно. Поэтому я… терпел, никогда не говорил ей, что догадываюсь…

– О чем это ты догадывался?

– О том, что у нее есть другой мужчина или мужчины…

– А кто эти мужчины?

– Я не знаю, ни разу не видел! Клянусь!

– Черт! Вот козлина! Столько времени на него потратили!

Паша и Арсен сразу поняли, что доктор никого не убивал и бумаг не крал. Он был просто не способен на это – из-за трусости. Да и смысла никакого в этом не было. Бизнесом он не занимался, в бумагах ровным счетом ничего не «волок», зачем они ему могли понадобиться? Вика ему нравилась. Стал бы он бабу убивать просто так!

– Может, из ревности? – предположил Паша. – Отелло в белом халате! – Он громко захохотал над собственной шуткой.

– Допустим. А бумаги где? – спросил Арсен.

Паша почесал толстый загривок. Где бумаги, непонятно!

Они отвезли доктора обратно в клинику, как следует припугнув его насчет болтовни, и вернулись на фирму.

– Ну, что дальше? – поинтересовался Гридин довольно спокойно. Хотя на самом деле ему хотелось стукнуть хорошенько охранников друг о дружку глупыми лбами.

– Он Вику не убивал, бумаг не брал, ничего не знает. Правда, шеф! Он бы не смог. Самый обычный козел. Но говорит, мужики у нее еще были, другие.

Михаил Маркович поморщился. Ему не нравились вульгарные выражения.

– Кто? Выяснили?

– Он не знает.

– Идиоты!

С какими тупицами приходится иметь дело! Разве так найдешь что-нибудь? Но никого больше привлекать нельзя. Банк не должен узнать о пропаже векселя ни в коем случае!

Гридин не пил, у него была больная печень. Но сегодня он заперся у себя в кабинете и напился до безобразия.

В открытую форточку ветер вносил запах мокрых листьев, ночные звуки и капли дождя. Михаил Маркович положил голову на стол и уснул, впервые за последние годы не поехав ночевать домой. Он даже не предупредил жену, что останется в офисе.

Арсен и Паша играли в соседней комнате в карты, приглушенно переговариваясь. Они никак не могли успокоиться, что вернулись ни с чем. Что Маркоша заставит их делать завтра? Такие мысли не радовали.

– Принести водки? – предложил Арсен. – Сердце ноет.

– Нет. Шеф как с цепи сорвался. Если заметит, нам несдобровать!

– Согласен. Давай спать, что ли? Утро вечера мудренее.

Арсен не предполагал, насколько он окажется прав. Утром произошло неожиданное событие. В восемь с минутами зазвонил телефон…

Клавдия почувствовала дурноту: кружилась голова, темнело в глазах. Шум и мелькание людей в подземном переходе вызывали тошноту. Газет у нее еще оставалось много, а стоять не было сил.

– Ты выйди наверх-то! – посоветовала бабка, торгующая рядом сушеными грибами и пучками калины. – Гляди, как побледнела, касатка. Не ровен час, свалишься!

Клавдия кивнула, преодолевая слабость и дрожь в ногах. Может, и правда выйти? Здесь оставаться было невмоготу. Она несколько раз глубоко вдохнула, но это не помогло.

– Пойду наверху постою, – сказала она сердобольной бабуле.

Бабка приезжала аж из Александрова продавать травки, сушеные грибы и ягоды.

– На пенсию-то не проживешь, – говорила она, сокрушенно вздыхая и вытирая слезящиеся глаза. – Сноха у меня шибко больная, еле ходит. А сын умер в прошлом году. Вот мы и векуем вдвоем-то. Тяжело!..

Клавдия жалела бабку. Выходит, еще кому-то нелегко в жизни приходится! В то же время бабкина история наводила ее на грустные мысли. У бабки хоть сын был, невестка вот осталась – все же живая душа рядом. Это совсем не то, что одной куковать. А у Клавдии и того нету! Как она будет жить, когда придет немощная старость, болезни, глухая предсмертная тоска? Кому расскажет о своей непутевой, неудавшейся жизни, в которой и вспомнить-то нечего?