Тоннель времени - Сергей Зверев

Так размышлял Стольников, думая о Ждане…

* * *

Жулин поднялся по лестнице, похожей на ту, по которой поднялись Стольников с полковником, без проблем. В отличие от Восточного крыла, внизу поста не было.

Но когда они вошли на первый этаж, ситуация изменилась.

Даже арестанты Восточного крыла предпочитали без особой нужды не появляться в Западном крыле. Стольников не знал, Зубов не знал, Ждан не знал, никто не знал, что с момента начала бунта, то есть фактического перехода «Миража» в руки боевиков, было совершено уже более сотни убийств. Хараев запретил прикасаться к захваченным заложникам и для большей уверенности в том, что с ними до поры ничего не случится, усадил их в двадцать одиночных камер и выставил охрану из наиболее преданных людей. Заложники были для Хараева гарантией, что штурм не будет начат, а он и его ближайшие соратники окажутся на свободе.

Торговаться было чем. Помимо тридцати человек охраны и конвоя и двадцати «вольных», нанятых на работы в качестве поваров и уборщиков, полевой командир захватил два десятка специалистов в области IT-технологий, экспертов и техников. Вскоре, как известно, к ним добавились пятеро членов общественной организации, проникших в тюрьму обманом. Среди последних и была Ирина Зубова. Все эти люди были разведены по камерам, причем Хараев постарался так, чтобы в каждой камере люди были вперемежку. Не единожды побывавший в следственных изоляторах, он не понаслышке знал о «волшебных» свойствах такого оперативного действия, как «рассадка». Когда ты оглушен, смят, тебе нужна поддержка и достоверная информация, ты вдруг оказываешься в одной камере с людьми, которые такой информацией не владеют, и твоя судьба заботит их мало, несмотря на то что все пленники Хараева были озадачены одной и той же проблемой – их пленили как заложников, охраннику фактически не о чем было поговорить с поваром, а Ирине – с уборщиком. И те сведения, которыми они обменивались, были скудны и противоречивы.

Рядом с камерами, все без исключения которые в «Мираже» были одиночными, Хараев выставил частокол охраны. Попыток совершить убийство пленников было предпринято уже множество, но охрана, помня приказ Хараева и зная о последствиях его невыполнения, стреляла без лишних разговоров. Труп отволакивали в морг, и один из уборщиков, которого выволакивали за шиворот из камеры, смывал кровь с металлического пола.

Помимо боевиков, чьи послужные списки были длиною в милю, в Западном крыле «Миража» содержались психопаты, маньяки и просто одичавшие за время боевых действий в Чечне бандиты. И без того не несущие на своем челе печати мудрости и человеколюбия, за годы войны они окончательно утратили рассудок и превратились в зверей, чьи интересы сводились к удовлетворению самых естественных потребностей – насыщения и сна. Любой из них, оказавшись на свободе, убил бы через минуту, не раздумывая, кто перед ним. Сейчас в «Мираже» от убийства их удерживал еще один условный рефлекс – страх и повиновение более сильному.

Вообще в тюрьме содержались пленники всех национальностей, но чеченцы быстро определились с приоритетами власти. В первые же часы мятежа Хараев, который и готовил этот мятеж, поставил дело таким образом, что все авторитетные дагестанцы, ингуши, русские и грузины были убиты. Он даже не заморачивался моральной стороной дела, создавая какие-то хитроумные ловушки или подстраивая несчастные случаи. Хотя сделать это было не так уж трудно. Просто авторитетный не чеченец выводился из толпы беснующихся, его ставили на колени и пускали пулю в затылок. Благо пуль здесь хватало с избытком. В руках бандитов оказались, после вскрытия всех помещений, две сотни автоматов, пятьдесят пистолетов и более пятидесяти тысяч патронов.

Зная о том, что происходит в Западном крыле, освобожденные арестанты Восточного крыла без особой нужды предпочитали в гости не ходить, тем более что дальних родственников хватало и у себя. Между тем разделение узников Восточного крыла и Западного было весьма условным, поскольку и те и другие были убийцами.

И потому, когда Жулин с Айдаровым и Ключниковым появились на первом этаже тюрьмы, их появление тут же вызвало интерес. Светловолос был один только Ключ, но пленников со славянской внешностью хватало и без него. Просто убийцы, как и зомби, своих мгновенно чувствуют. Соответственно, мгновенно реагируют и на появление «чужих».

С кривой усмешкой и мертвым взглядом к бойцам приблизился один из арестантов. Наклонив голову, как собака, он принялся их рассматривать.

– Зенки не сломай! – уже поняв, как нужно вести себя здесь, рявкнул Жулин.

Айдаров плюнул на пол, сунул руки в карманы, обошел кучку боевиков и подошел к кулеру. Набрав в стаканчик воды, выпил. Бандит продолжал стоять и смотреть на Жулина. Со шрамом через все лицо и рассеченной губой, он выглядел неприятно. Обнаженный по пояс, он чесал впалый живот рядом с рукояткой пистолета, вставленного за пояс.

Несколько человек наблюдали, чем закончится эта игра в «гляделки». Почти трое суток прошло с момента освобождения из камер, арестанты успели перезнакомиться, встретиться с давними знакомыми, и каждое новое лицо воспринималось ими по законам собачьей стаи как угроза единству родовой общины. Хараев в первые же сутки запретил убийства из соображений межнациональной вражды, но убийства все-таки случались. Кроме того, убить могли просто так. За кусок в столовой. Тех, кто сохранил интеллект, среди бандитов оставалось мало. Но их хватало, чтобы, встав под начало Хараева, удерживать дисциплину.

В Западном крыле признавался только один закон – закон власти и силы. И тот, кто пытался решать вопросы иначе, подлежал уничтожению. Разумеется, чтобы об этом не узнал Хараев, который по окончании третьих суток относительной свободы был обеспокоен ростом убийств внутри тюрьмы. Чем меньше арестантов остается, тем выше шансы федералов провести штурм и перебить всех как кроликов. Хараев и не думал освобождать всех. Его целью было бегство в глубь Грузии с небольшим количеством приближенных. Остальные заключенные должны были сыграть роль разменной монеты и прикрыть их отход.

Жулин догадался о правилах поведения. Здесь свой тот, кто способен быть сильным. Не раздумывая больше, он ударил кривогубого ногой в голень. Отпрянув и выругавшись, тот выдернул из-за пояса пистолет и нажал на спуск. Выстрела не последовало.

Толпа с любопытством наблюдала за происходящим.

– Не стреляет? – участливо поинтересовался прапорщик.

Только сейчас кривогубый увидел, что рука чернявого наглеца лежит на его руке и средний палец расположился между ударником и бойком.

Качнувшись, Жулин лбом ударил кривогубого в лицо и рывком отнял пистолет.

Бандит, заливая себе блестящий от пота торс кровью, повалился на пол, а прапорщик, высасывая кровь из пальца, крутанул на скобе «макарова» и одним движением сунул за ремень.

– Э-э, как получилось? – тут же привязался один из боевиков. – Как не выстрелил?

Ключников потянулся и сочно зевнул, всем видом своим давая понять, что все вокруг для него – свои. И если честно, то они порядком ему уже поднадоели.