Ричард Длинные Руки - герцог - Гай Юлий Орловский

– У нас идиотом может назвать каждый, – объяснил я, – а вот преступником – только суд! Мы здесь остановились затем, чтобы выслушать ваши…

– Признания, – сказал герцог.

– Объяснения, – уточнил я. – А лучше, показания. Решение, принятое нами с герцогом, будет окончательное и не подлежащее никакой апелляции.

Фонтане поинтересовался:

– Что такое апелляция?

– Апелляция, – объяснил я, – когда просите один суд проявить неуважение к другому суду. Но мы с герцогом преисполнены уважения как друг к другу, так и к другим благородным лордам королевства, так что, вы понимаете прекрасно, если не дадите нам ясных и понятных объяснений, что там у вас случилось, виселицы на этот раз не избежать. И апеллировать будет не к кому.

Герцог уловил раздражение в моем голосе, улыбка чуть-чуть проступила на его худом лице и тут же пропала. Его военачальник почему-то старается не смотреть на Фонтане, как и тот не смотрит на герцожью правую руку.

За моей спиной граф Гатер сказал тихохонько барону Уроншиду:

– Видите, сэр Гедвиг, как надо? По-культурному. Что не так – сразу в суд! А у нас сразу в морду.

– Дикие у нас места, – ответил барон печально. – Ничего, наш сэр Ричард уже продвигает культуру в рыцарские массы.

Фонтане выпрямился в седле, все насторожились, он вздохнул и ответил дерзко:

– Вообще-то мне сказать нечего.

Герцог произнес обрекающим голосом:

– Признаешь ли ты, что соблазнил мою дочь?

Все замерли в ожидании ответа. Фонтане подумал, бросил взгляд исподлобья, тяжело вздохнул.

– Увы.

– Что «увы»? – потребовал герцог люто.

– Ваша дочь слишком… красива. Я не устоял.

– Соблазнил? – повторил герцог с нажимом.

Фонтане прямо посмотрел ему в глаза.

– Зачем такое слово? А если это любовь?

Герцог вскипел так, что, если бы его не ухватили за руки, ринулся бы с мечом на этого ухмыляющегося наглеца.

– Любовь? Какая может быть любовь к такому ничтожеству?

Фонтане ответил дерзко:

– Любовь не знает меры, границ, сословий. Перед любовью, как перед Господом, все равны.

Герцог, кипя гневом, повернулся ко мне.

– Теперь вы видите?

Я поинтересовался:

– А откуда стало известно, что он соблазнил? Может быть, это только слухи? Сплетни?

Он вскипел:

– У нее живот подпер подбородок!.. Через две недели родит!

– Простите, – сказал я обалдело, – не думал, что так серьезно. Это да, это понятно… Тогда, может быть, заставить его жениться? Все-таки знатного рода, отваги и удали не занимать… Мне он лично не очень нравится, но тем более мои слова заслуживают того, чтобы их принять во внимание… Сэр Фонтане отважно дрался против ваших людей, двух сбил на землю, тяжело ранив или убив, а когда на него бросился большой отряд, благоразумно отступил. Это говорит, что есть не только отвага молодости, но и расчет, что пригодится потом, когда станет командовать большими массами войск.

Герцог нахмурился, военачальник наклонился к нему и что-то настойчиво втолковывал.

– Вряд ли этот человек, – сказал герцог гневно, – способен на семейную жизнь!

Я сказал быстро:

– А что такое семейная? Герой, который проводит полжизни в седле, защищая границы, разве живет ею, навещая жену изредка и всякий раз зачиная детей?.. Для герцога, думаю, такие люди даже полезнее, чем домоседы.

Он морщился, слушая нашептывания военачальника, наконец вперил в Фонтане гневный взор:

– Спрашиваю со всей строгостью, готов ли ты жениться на моей дочери и покрыть ее позор законным церковным браком?

Я видел, как Фонтане заколебался, как дернулся и побледнел воин с повадками военачальника, как вытянули шеи рыцари их отряда. Герцог смотрел требовательно.

За моей спиной донесся шепот графа Гатера:

– Даже если она уродина, лучше жениться, чем висеть в петле!

– Вряд ли уродина, – предположил барон. – Скорее всего, вовсе нет…

– Почему так думаете?

– Чего бы он к ней лазил тайком, рискуя головой?

Логично, подумал я. Что-то здесь не так…

Герцог медленно бледнел, в глазах вспыхнул опасный огонь, он прокричал:

– Взять его! И повесить здесь же на дереве!

Несколько человек подбежали к Фонтане, сдернули с коня и, связав руки, потащили к дереву. Один ловко взобрался по стволу на крепкую ветку, быстро и умело закрепил конец веревки, а другой, с петлей на конце, спустил вниз.

Фонтане со связанными руками снова усадили на коня, один из всадников начал надевать ему петлю на шею, Фонтане воскликнул:

– Господи, прими мою душу!

Герцог крикнул страшным голосом:

– Она отправится прямо в ад!

Военачальник вдруг толкнул коня коленями, в два конских скока оказался возле Фонтане. Никто не успел пошевелиться, как он сорвал петлю с шеи Фонтане.

– Спасибо тебе, – прокричал он срывающимся голосом, в котором все услышали сдерживаемые слезы, – спасибо, преданный друг, за верность!.. Но я не смогу жить, если ты пострадаешь по моей вине… Ваша светлость, это не он виноват, а я!

Герцог дернулся, лицо перекосилось удивлением, потом гневом.

– Ты?

– Я, – ответил военачальник. – Я люблю вашу дочь, и она… ко мне совсем не равнодушна. Но вы услали меня на границу с лордом Рошером, где оголились наши земли из-за оползней… и мы не могли встречаться. Я этого не мог вынести, через своего друга Фонтане посылал ей весточку, когда смогу тайком вырваться к ней, чтобы никто не узнал, и мы встречались…

Слева от герцога бородатый рыцарь очень важного вида спросил громко:

– Вы хотите сказать, ребенок у благородной леди Глории вовсе не от сэра Фонтане?

– Да, благородный лорд Бальтасар.

– Он ваш?

– Да, сэр Бальтасар, – ответил военачальник. – Сэр Фонтане как старый друг лишь передавал леди Глории записки от меня. Чтоб знала, в какой день и куда прийти на тайное свидание. Встречался он с нею открыто, почему все и подумали на него… Но это моя вина, ваша светлость! Если вам нужно наказать, то меня, а не благородного Фонтане!

Граф Гатер пробормотал громко:

– А эта свинья в самом деле… поступала благородно. Никогда бы не подумал.

– Я тоже, – признался барон Уроншид.

Я помалкивал, мне надо играть всезнающего, но вообще-то я тоже не подумал бы, что этот лихач способен отдать жизнь, только бы не портить карьеру другу.