Молли имеет право - Анна Кэри

— Некому слушать, — зашептала я в ответ, — все уже внизу. Слушай, Фил, я же обещала, что никому не расскажу о твоих… гм… действиях, и я своё слово сдержу. Можешь мне довериться, честно.

И прежде чем Филлис успела ответить, я сбежала вниз по лестнице: не хотела давить на неё слишком уж сильно. Как я и сказала Норе, когда дошла до школы, лучше подкрасться тихой черепахой. Впрочем, она была в этом не столь убеждена.

— Только не перестарайся, — заявила она. — Суббота уже не за горами. Впрочем, тебе-то чего волноваться: даже если этот способ не сработает, ты на митинге уже бывала. А вот я — нет!

— Да прекрати ты суетиться. Я её уговорю. Держу пари, мы даже в самом худшем случае найдём предлог, чтобы в субботу выбраться в парк.

— А разве ты не наказана за то, что улизнула на прошлой неделе?

— Ну, не совсем, — пробормотала я.

Вообще говоря, Нора подняла очень важный вопрос. Как правило, у нас в семье после отбытия наказания (вроде того, как я пропустила день рождения Нелли) родители больше не упоминают о проступках, которые к этому привели. Но я всё равно сомневалась, что они с радостью отпустят меня гулять с Норой. На мгновение я даже подумала попросить Мэгги сходить с нами в парк, но тут же поняла, что это будет нечестно по отношению к Мэгги. А даже если бы я могла заставить себя пойти на такую низость, она, скорее всего, сразу раскусила бы мой хитрый замысел и всё равно отказалась бы. Так что Филлис оставалась нашей единственной надеждой.

Тем вечером она пришла домой поздно, и у меня не было возможности поговорить с ней наедине (конечно, я могла ворваться к ней в комнату, но не думаю, что это пошло бы мне на пользу), так что нужную тему удалось поднять только в четверг, когда мы наконец остались одни. Мама обсуждала с Мэгги завтрашний обед, Гарри где-то пропадал с Фрэнком, у папы снова разболелась голова, и он пошёл прилечь, а Джулия делала уроки в столовой.

— Филлис?

— М-м-м? — рассеянно откликнулась она, не отрываясь от «Комнаты с видом», которая явно была интереснее разговора с младшей сестрой.

— Помнишь, ты говорила мне про митинги, которые проводит Лига?

Это её всё-таки отвлекло, и она внимательно взглянула на меня.

— И что с ними?

— Мы с Норой очень хотели бы пойти на тот, что будет в субботу. Просто посмотреть, на что это похоже.

— Это что, шутка? — нахмурилась Филлис.

— Да брось, Фил! — заныла я. — Это же Феникс-парк! По субботам там полно народу. И это будет днём — куда лучше, чем бродить по центру города в темноте!

Судя по всему, Филлис задумалась. Мне показалось, что одна её половинка искренне обрадовалась возможности завербовать меня для столь важного дела. Но вот другая не слишком-то хотела, чтобы под ногами болталась назойливая младшая сестра. Не то чтобы я была такой уж назойливой — просто большинство людей не в восторге от младших братьев и сестёр (я так точно). В общем, поняв, что Филлис вот-вот согласится, я ничего больше не сказала, чтобы она не дай бог не переметнулась в лагерь противников назойливых сестёр, а просто умоляюще уставилась на неё. И это сработало!

— Ладно, вы обе можете пойти, — сказала она, сделав строгое лицо. — Но только если будете там, где я смогу вас видеть, и не станете ввязываться в неприятности. И только один раз, чтобы покончить с этой темой. На другие митинги я тебя таскать не собираюсь. Договорились?

А это мы ещё посмотрим, подумала я. Но возражать не стала, а просто сказала:

— Спасибо, Фил. Мы будем тише воды ниже травы, — и вышла из комнаты, прежде чем она успела передумать. Я была так рада, что поскакала вверх по лестнице на одной ножке, и, пока скакала, поймала себя на том, что мурлыкаю «Танец Керри», но вместо привычных слов напеваю: «Да, мы боремся за права женщин! Да, и на митинг мы тоже пойдём» (хотя и очень тихо, чтобы никто не услышал).

На следующий день, едва встретившись с Норой, я поделилась с ней хорошими новостями.

— Говорила же, что смогу её убедить, — без конца повторяла я.

— Ладно, ладно, только не задавайся, — ворчала Нора. — Но ты, конечно, молодчина.

— Я тут подумала… Знаю, нам не стоит ходить с плакатами и всё такое или бить окна, как в Англии. Но, может, мы могли бы сделать что-нибудь ещё, чтобы почувствовать свою причастность? Что-нибудь этакое…

— Какое?

— Например, написать песню, — и я пересказала Норе мою версию «Танца Керри».

— По-моему, звучит не очень, — усомнилась она. — Ну-ка напой.

Я так и сделала.

— А что, запоминается, — вынуждена была признать Нора.

— Конечно, запоминается. Не я же её написала.

Нора просияла:

— Думаю, не хватает ещё пары куплетов. Давай допишем, пусть будет гимном борьбы ирландских женщин за избирательное право!

— Вот это настрой! — воскликнула я.

Тем временем мы дошли до школы и поплелись на урок английской литературы, где читали этого ужасного Вальтера Скотта[20], которого все ненавидят. Вот бы вместо него почитать «Джейн Эйр» — она намного лучше. Но даже Вальтер Скотт не может длиться вечно (хотя иногда так кажется), и на перемене, перекусив, мы отыскали в саду укромный уголок (погода была настолько хорошей, что прятаться под крышу не стали). Нора достала тетрадь и карандаш.

— Это очень бодрая песня, так что и слова нужны эффектные, — заявила она, напевая мелодию. — Как насчёт (я пока просто думаю вслух) чего-нибудь вроде «Ирландские женщины и девушки, услышьте суфражеток зов»?

— Неплохо.

— Даже очень неплохо. — Нора ещё раз пропела эти строчки и записала их в тетрадь. — Что рифмуется с «зов»?

Мы обе немного подумали, но подобрать рифму оказалось на удивление непросто. Наконец мне пришло в голову слово «колоколов».

— Немногим лучше, чем ничего, — хмыкнула Нора.

— Ты и того не придумала, — огрызнулась я. — Ну-ка… «Выходите танцевать под гром барабанов и колоколов»?

— Нет у нас никаких барабанов. Да и колоколов, если на то пошло.

— Ты чего, Нора?! — воскликнула я. — Это всего лишь песня! Эта… как там её… метафора!

— Метафора чего? — поинтересовалась Нора.

На этот вопрос я и сама не могла ответить. Наконец меня осенило:

— Шума! Ну, знаешь, чтобы привлечь внимание.

— Понимаю, — кивнула она.

— И ещё, мне кажется, нужно добавить про то, что наши братья не считают нас достойными права голоса.