Анатомия человеческих сообществ - Паскаль Буайе

Очень вероятно, что люди могут собирать информацию о сплоченности собственной и чужих коалиций, о том, насколько члены каждой группы готовы поддержать своих. Сплоченность – условие коалиционного успеха, и чем лучше сплочены конкуренты, тем хуже для нас. Вот почему во время коалиционных конфликтов люди склонны подчеркивать свое сходство («мы все одно») как способ сообщить о солидарности («у нас одни и те же цели»), а следовательно, и о сплоченности коалиции («мы все будем биться на одной стороне»). В ситуации войны люди носят одинаковую или очень похожую униформу, наносят татуировки, означающие принадлежность к группе, той же цели у некоторых народов служат шрамы или особая раскраска. Как я упомянул ранее, в условиях этнического соперничества люди больше готовы использовать этнические маркеры, такие как одежда, означающая принадлежность к своей группе. Было бы странно, если бы коалиционная психология игнорировала информацию такого рода. Например, за минувшие тридцать лет мусульмане в странах Европы стали более заметны, так как многие мужчины и женщины стали носить традиционные одежды, что, вероятно, сказалось на восприятии окружающими их этнорелигиозной категории как многочисленной и сплоченной[110].

Есть некоторые данные, что интуитивные статистические расчеты принадлежности к коалициям сказываются на формирующемся отношении к ним. Так, американский политолог Роберт Патнэм отмечал, что рост этнического разнообразия часто связан с падением доверия в обществе, с тем, до какой степени люди считают представителей других групп заслуживающими доверия[111]. В США этот эффект может заметно различаться от штата к штату и по отношению к представителям разных стран. Но тот же эффект показывают работы, проведенные с куда большей точностью в Дании. В них использовались данные о количестве представителей различных этнических групп, живущих на разном расстоянии от каждого участника исследования. Как было установлено, уверенность, что людям другой национальности в целом можно доверять, снижается в зависимости от фактического количества встречающихся иностранцев. Так можно увидеть социальную экологию в действии[112].

Эта спонтанная коалиционная статистика может даже сказываться на нашем здоровье. Многие работы показали, что межэтнические отношения влияют на здоровье и субъективное чувство благополучия. У представителей меньшинств состояние здоровья часто хуже, чем у коренного населения[113]. Различие сохраняется даже с учетом влияния таких очевидных факторов, как социально-экономическое положение и доступ к медицинской помощи, что предполагает, что отношения доминирования влияют на здоровье людей[114]. Как это объяснить? Один из важных факторов – это стресс. Многочисленные исследования физиологов показывают, что контакты с членами других этнических и расовых групп вызывают стрессовые реакции даже в относительно безопасной атмосфере лабораторий[115]. В повседневной жизни представители меньшинств многократно контактируют с представителями большинства, и каждый контакт может вызвать такую реакцию. Хотя сами эффекты могут быть минимальными, их частота способна привести к накоплению стресса, который отчасти и становится причиной неблагоприятного состояния здоровья представителей меньшинств[116]. В пользу этого объяснения говорит другое, казалось бы парадоксальное, наблюдение: часто здоровье представителей меньшинств лучше, если они живут в этнических анклавах, а не в кварталах со смешанным населением[117]. Эти так называемые эффекты этнической плотности пока не слишком понятны. Одно из возможных объяснений с учетом нашей интуитивной способности к коалиционным расчетам состоит в том, что представители меньшинств, живущие в своих кварталах, реже контактируют с представителями других групп, а потому испытывают меньше стресса.

При всей своей умозрительности такая интерпретация современного этнического разнообразия совпадает с тем, что мы в целом знаем о психологии межгрупповых отношений. Очень разное, временами парадоксальное поведение – от племенного соперничества до современного национализма, от мирных претензий на идентичность до смертоносных этнических конфликтов – можно осмыслить с точки зрения выработки способности к созданию коалиций и их защиты. Личное благополучие и выживание людей зависят от сплоченности и устойчивости группы. Ставки очень высоки, поэтому возникшие в ходе эволюции системы порождают столь сильные мотивации, а итоги этих бессознательных расчетов проявляются в виде групповой гордости, подозрений в адрес чужаков, гнева или ненависти.

УБИЙСТВА МЛАДЕНЦЕВ, питье крови, а порой и поедание человеческих зародышей – вот что творили некоторые представители английского среднего класса, когда не подвергали своих детей причудливым видам сексуального насилия в ходе сатанинских ритуалов. По крайней мере, в 1980-х гг. ходили такие разговоры. Вскоре слухи разрослись до масштабов общественного кризиса. Ужасающие сообщения множились, были случаи, когда о чудовищных ритуалах рассказывали сами дети. Офисы местных властей захлестывал поток анонимных доносов, кое-где детей приходилось срочно изымать из семей. Однако после тщательного полицейского расследования выяснилось, что ни один случай насилия, ни связанный с сатанизмом, ни какой-либо другой, не подтвердился[118].

Вспышки похищений пенисов случаются в странах Африки и Азии уже более трех десятилетий[119]. С мест поступают сообщения об опасных типах, способных похитить мужские гениталии во время рукопожатия, или произнеся особое заклинание, или просто посмотрев мужчине в глаза. Охотиться они предпочитают в многолюдных местах, таких как рынки или автобусные станции. Вдруг кто-то кричит, что его пенис украли, и указывает на подозреваемого. Того быстро окружает разъяренная толпа, готовая забить преступника до смерти. Если повезет, его оттащат в полицейский участок. Люди не сомневаются, что пенис украден, но они также не сомневаются, что поиски ни к чему не приведут, поскольку подозреваемый, скорее всего, колдовским способом уничтожил вещественные доказательства.