Крестоносец - Майкл Айснер

Разговор резко оборвался.

Это было весьма неосторожное замечание с моей стороны. Я высказал свои мрачные размышления на первом же обеде в Жироне. Идиот! Но я просто не смог удержаться.

Однако Изабель не испугалась.

— А как пахнет смерть? — спросила она.

Ужасный вопрос, однако я сам спровоцировал его.

— Изабель, дай нашему гостю спокойно поесть, — вмешался барон Корреа.

Он улыбнулся мне настороженной отеческой полуулыбкой, призывая хранить молчание.

Однако мне задали вопрос, и я собирался на него ответить. Я вспомнил запах, наполнивший нашу с Серхио спальню после его смерти.

— Так пахнет в комнате, заполненной фимиамом и цветами, — сказал я, — сладко.

— Какими именно цветами? — спросила Изабель.

— Белыми розами, — ответил я. — Так они пахнут перед самым увяданием.

Наши глаза на мгновение встретились; казалось, Изабель серьезно размышляла над моими словами. Андре нервно играл ножом, барон Корреа подливал вина в полные стаканы.

Неловкое молчание прервал неожиданный взрыв смеха Изабель. Неудержимый, необузданный, неуемный. Никогда раньше я не слышал, чтобы кто-нибудь так смеялся. Она пыталась приглушить смех, закрыв рот рукой, но напрасно.

Я в недоумении уставился на нее. Неужели это та самая девушка, в чьих серых глазах читалось невыразимое страдание? Как она могла, видя эту темноту, зная ее, смеяться на ее пороге?

Только смех Изабель нарушал теперь тишину комнаты: казалось, все остальные перестали дышать. Барон Корреа настороженно смотрел на меня, ожидая моей реакции. Андре нахмурился.

А я все еще смотрел на Изабель, пытаясь разобраться в ее противоречивом характере. Она тоже смотрела на меня, пока ее смех безудержно переливался через стол, выплескивался в открытые окна и двери. Я уверен, что крепостные, отдыхавшие в своих домишках после тяжелого дня, слышали отзвуки этого смеха.

А потом я вдруг услышал отдаленный, забытый звук, как будто вырвавшийся из глубин прошлого: то был мой собственный смех, неверный и тихий. Он исходил откуда-то из подреберья и волна за волной поднимался вверх.

Андре и барон были совершенно сбиты с толку. Они переводили взгляды с меня на Изабель и обратно, но постепенно тоже присоединились к нам: сперва с опаской, а затем все смелее. Слуги последовали примеру хозяев, и вскоре все в обеденном зале смеялись вместе с Изабель, словно она была дирижером оркестра, исполнявшего музыкальное произведение… Которое наконец достигло высшей точки и постепенно смолкало.

— В следующий раз, когда запахнет розами, я обязательно подумаю о тебе, Франциско, — с трудом выговорила она между всхлипываниями.

Изабель протянула руку через стол и положила ее ладонью вверх между блюдом с кровавым мясом и графином красного вина. Я понял, что она хочет взять меня за руку в знак своего расположения и чтобы я не обижался на ее шутку, но не сразу откликнулся на жест, боясь, что неправильно его истолковал. Можете себе представить, как неловко бы было, если бы я попытался схватить девушку за руку, а она бы вовсе этого не желала. Но Изабель кивнула мне, и ее открытая улыбка придала мне храбрости. Я осторожно поднял руку и протянул ее через стол. Прикосновение было недолгим — едва дотронувшись друг до друга, мы отдернули руки.

Андре никогда не любил говорить о смерти, возможно остерегаясь этой темы из страха, что я впаду в тоску. Он смеялся вместе со всеми, но я чувствовал, что ему не по себе, и как только все успокоились, поспешил перевести разговор в другое русло и заговорил о будущем.

— Отец, расскажите Франциско об известии, которое пришло от дядюшки Рамона из Калатравы. Боюсь, мне он не поверил.

Дядюшка Рамон не состоял в кровном родстве с Корреа, он был просто близким другом семьи, поскольку воевал вместе с бароном Корреа против мусульман в королевском войске. После участия в кампании в южных территориях Каталонии барон Корреа вернулся в свое поместье в Жироне и женился, Рамон же остался на службе и, в конце концов, стал великим магистром ордена Калатравы.

Барон Корреа не услышал слов сына, и Андре пришлось их повторить.

— Да, боюсь, Андре прав, — отозвался барон Корреа. — Два дня назад мы получили послание от Рамона — орден Калатравы будет сопровождать сыновей короля в военной экспедиции.

Андре взял меня за руку.

— Видишь, друг мой, скоро мы встретимся с сарацинами на поле боя.

При упоминании о крестовом походе смех Изабель тут же стих, улыбка угасла, на лице ее появилось чуть ли не презрительное выражение. Она бросила сердитый взгляд на Андре, но тот, казалось, этого не заметил. Затем девушка повернулась ко мне.

— Франциско, почему ты хочешь присоединиться к моему брату в этом безумном путешествии?

Андре громко вздохнул и ответил прежде, чем я успел открыть рот:

— Изабель, замолчи. Ты ничего не смыслишь в таких делах.

Усталые нотки в голосе Андре говорили о том, что брат и сестра далеко не в первый раз спорят на эту тему.

— Может, твой друг сам за себя ответит, брат мой? — возразила Изабель.

— Да, Изабель, — отозвался я, — я отвечу. И я действительно отправляюсь с твоим братом в это безумное путешествие. Мы собираемся стать сердцем армии Христа. Сердцем и душой.

Она внимательно посмотрела на меня, пытаясь разгадать мои намерения, а может, и чистоту моих помыслов. Потом, не отрывая от меня взгляда, Изабель обратилась к Андре:

— Брат, думаю, твой друг принимает мою молодость за наивность.

— Я вовсе не собирался тебя обидеть, — поспешил заверить я, — но если сказал что-то не так, извини.

Возможно, в моем тоне действительно прозвучал некий сарказм, но я вовсе не хотел оскорбить сестру друга. Изабель же явно не приняла моих извинений и молча продолжала рассматривать меня, как будто ждала, что я что-то объясню. От ее пристального взгляда мне стало не по себе.

— Отец, Изабель снова забывается, — пришел мне на выручку Андре. — Разве у нее есть право одобрять или не одобрять мои решения и решения нашего кузена? Или сомневаться в правильности моих поступков? Изабель, ты моя сестра. Младшая сестра. А не мать.

Изабель сидела прямо, не обращая внимания на упреки брата, но стоило ему упомянуть их мать, как она сникла и откинулась на спинку стула, словно ее ударили.

Баронесса Корреа умерла вскоре после рождения Изабель: после родов у баронессы началось кровотечение, и врач ничего не смог поделать. Она истекла кровью. В ту пору Андре было три года, и он никогда не рассказывал о своей матери. Я узнал о том, как она умерла, от одного из товарищей по семинарии, чья семья тоже была родом из Жироны. Андре словно стер из своей души эти болезненные воспоминания — чего нельзя было сказать об Изабель. Трагическая утрата оставила черный погребальный след в ее серых глазах.