Явление Пророка - Эдуард Владимирович Тополь

сорвано, выброшено, «конфисковано». Разрешалось возлагать венки только с красно-черными лентами и надписями не на еврейском языке.

Несмотря на все эти меры, трое молодых людей, распевая «Плач Иеремии»: «Возри, Господи, и посмотри: дети и старцы лежат на земле по улицам; девы мои и юноши мои пали от меча… никто не спасся, никто не уцелел…» вынесли к Памятному камню два больших треугольника (каждая сторона – 2 метра), вытканных один белым, другой синим цветом, и у подножия камня развернули их так, что они образовали магендавид. Тут же последовала короткая схватка – одни (менты и гэбисты в штатском) старались схватить и уничтожить треугольники, а другие пытались помешать им. В конце концов, трех молодых «экстремистов-сионистов» милиционеры уводят в автобус и увозят куда-то. А публика зажигает свечи и молча стоит, пока всех не разгоняет милиция.

В девятнадцать часов наряды милиции стали зачищать улицу, к двадцати часам все было пусто, свет у надгробного камня погашен»[9].

Понятно, что в одном из автобусов – штабном и самом близком к спуску у Памятного камня – находился подполковник Ищенко. Три «штатских» фотографа и кинооператора приносили ему кассеты с отснятыми пленками, на которых были зафиксированы все участники митинга.

Одной из женщин, державших горящую свечу у Памятного камня, была Инна Левина.

Но ненависть во взгляде, которым она наградила Ищенко, проходя мимо окон его автобуса, была куда более обжигающей, чем пламя ее свечи.

Файл № 25. 2024 год

Срочные сообщения сайтов всех мировых СМИ, 23 апреля:

СЕГОДНЯ В НЬЮ-ЙОРКЕ ГЕНЕРАЛЬНАЯ АССАМБЛЕЯ ООН ОТКРЫЛАСЬ ТРЕБОВАНИЕМ СТРАН ЕВРОСОЮЗА И НОВОГО АРАБСКОГО БЛОКА О ВВЕДЕНИИ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ САНКЦИЙ И ВСЕОБЩЕГО БОЙКОТА ИЗРАИЛЯ В СВЯЗИ С МАССОВЫМ ПРИМЕНЕНИЕМ ИМ ГЕНЕТИЧЕСКОГО ОРУЖИЯ.

ПОСКОЛЬКУ ДЕЛЕГАЦИЯ ИЗРАИЛЯ НЕ ЯВИЛАСЬ НА ЗАСЕДАНИЕ АССАМБЛЕИ, ГОЛОСОВАНИЕ ПО БОЙКОТУ СОСТОИТСЯ ЗАВТРА, 24 АПРЕЛЯ.

Файл № 26. 1978 год

– Встать, суд идет! – объявила молоденькая секретарь суда.

Судья – пятидесятилетняя дама партийной внешности (замкнутое лицо с густой польской косметикой, серый суконный пиджак, юбка ниже колен и пергидрольная хала на голове) – тяжело цокая каблуками, прошла, ни на кого не глядя, на судейской место за столом, и два судебных заседателя (пенсионеры со стертыми лицами) сели по обе стороны от нее. За их спинами стояли два скрещенных красных флага СССР и УССР, над ними висел на стене портрет В.И. Ленина.

А в торце стола сидела юная секретарь суда с большим блокнотом для записи выступлений.

Судья подняла судебный молоток и ударила им по деревянной плашке.

– Садитесь…

Сорок одетых в штатское курсантов Академии МВД Украины шумно сели на три скамьи, стоявшие в крохотном зале на третьем этаже народного суда Ленинско-Печерского района города Киева. Курсантам надлежало исполнять роль публики, заполнившей зал так плотно, что в нем уже не осталось места сионистам и даже жене и сыну подсудимого.

Отдельно от «публики» сидели прокурор в зеленой прокурорской форме и подполковник Ищенко в гражданском, но уже не щёгольски-импортном, а в советском костюме, и чуть в стороне от них – пожилой адвокат подсудимого, точь-в-точь похожий на судебных заседателей.

– Подсудимый, встать, – произнесла судья, не повышая голоса и не поглядев на Бориса Левина, стоявшего в железной клети-«стакане» под охраной двух солдат конвойных войск. И, открыв папку «Следственное дело», прочла: – Подсудимый Левин Борис Моисеевич, 1938 года рождения, национальность – еврей, беспартийный, кандидат технических наук, женат, двое детей, обвиняется по статье 224 Уголовного кодекса УССР. Статья предусматривает ответственность за изготовление, сбыт, а равно хранение с целью сбыта наркотических веществ и наказание за вышеназванное преступление лишением свободы на срок до десяти лет…

Тем временем на улице Инна Левина, ее сын Миша и несколько учеников Левина в очередной раз стучали в запертые двери здания суда.

– Ну, у чом дило? – приоткрыв дверь, сказал в щель дюжий вахтер. – В КПЗ хочтэ?

– Я жена подсудимого! – Инна вставила ногу в щель. – Я имею право быть на суде!

– Та нема миста! Прыйми ногу!

– Не уберу! Я имею право!..

– Зараз я тоби ногу зломаю, – пригрозил охранник и с такой силой стал закрывать дверь, что ученики Левина испуганно отдернули Инну от двери.

– Фашисты! – крикнула Инна в закрытую дверь.

Между тем наверху, в зале на третьем этаже судья, выслушав короткое обвинительное заключение прокурора, предоставила слово обвиняемому.

Стоя в «стакане», Левин сказал:

– אין טעם לדבר על האישום שלך, מכיוון שלא היו לי סמים…

– Подсудимый! – перебила судья. – Почему вы говорите на иностранном языке? Говорите по-русски или по-украински.

– Ваша честь, – ответил Левин, – вы только что сказали, что я по национальности еврей. Значит, как любой советский гражданин, я имею право говорить на родном языке. А вы можете пригласить переводчика. Например, мою жену. Я уверен, что она стоит у здания, а ее не пускают.

– Но вы же говорите по-русски… – в недоумении сказала судья.

– Конечно, ваша честь. И еще я говорю по-украински и по-английски. Но имею право говорить на родном языке, не так ли?

Судья вопросительно глянула на подполковника Ищенко, но тот продолжал сидеть с индифферентно-каменным лицом.

– В таком случае, – сказал Левин, – поскольку нет переводчика, я буду говорить на иврите и переводить себя для стенографистки…

И Левин вновь перешел на иврит, переводя каждое предложение на русский:

– Я не буду говорить о вашем обвинении. Никаких наркотиков у меня, конечно, не было. Их подложил мне подполковник Ищенко, сидящий тут, которого и нужно судить за их распространение. Но не за наркотики вы меня судите, а за сионизм. Так почему я сионист? Я, который трехлетним ребенком был брошен в Бабий Яр вместе с родителями и чудом выжил, могу объяснить. Благодарить за это нужно, во-первых, новый антисемитизм, насаждаемый вами и для камуфляжа называемый антисионизмом. А во-вторых, – антисемитизм старый, который, как огонь в торфяных болотах, продолжает жить в толщах ваших народных масс. Им только скажи: «Бей жидов – спасай Россию!», и они снова ринутся убивать нас и грабить. Да, да, я хорошо помню, с каким энтузиазмом в феврале 1953 года эти массы приняли сообщение Москвы о врачах-евреях, которые якобы собирались отравить вождя народов. Тогда на киевском Подоле тут же начались погромы, на стенах еврейских домов появились надписи: «Жиды! Мы вашей кровью крыши мазать будем!», а в нашем детдоме старшие пацаны стали избивать нас, еврейских детей, при полном невмешательстве воспитателей. Сталин готовил наше уничтожение на Дальнем Востоке, только его смерть остановила новый холокост. Но сегодня вы не можете сделать это сталинским