Война Калибана - Джеймс Кори

— А что поможет, сержант?

— Что там убило моих друзей и развязало войну? Кто-то ведь протащил эту тварь на Ганимед? — Она со щелчком вставила пистолет в крепление, рукой прокрутила тройной ствол, и он провернулся с маслянистым шорохом высококачественного снаряжения. — Я узнаю кто. И убью их.

Доклад занимал больше трех страниц, зато Сорен умудрился отыскать человека, у которого хватило мужества признать, что он не всеведущ. На Венере творились странные дела, Авасарала прежде не знала и не догадывалась, насколько странные. Волокнистая сеть затянула планету почти идеальными шестигранными ячейками, и никто не понимал, что это и зачем, хоть и было установлено наличие в них перегретого водяного пара и электрических токов. Гравитация планеты возросла на три процента. Там, где останки Эроса рухнули на поверхность, по выбитому им кратеру парами, словно пловцы-синхронисты, бродили бензольные и гидрокарбонатные смерчи. Лучшие умы системы пялились на эти данные разинув рты и если пока еще не впали в панику, то лишь потому, что не решили, чего надо бояться.

С одной стороны, метаморфозы Венеры давали им в руки лучший научный инструмент, какой только существовал доселе. Все происходило открыто, на глазах. Никто не мог утаить от соперников результаты наблюдений. Вооружившись сканером, проникающим сквозь тучи серной кислоты, всякий оказывался способен непосредственно наблюдать за развитием ситуации. Можно было утаивать результаты анализов и предъявлять авторские права на выводы, но сырой материал принадлежал всем.

Увы, пока исследователи походили на стаю ящериц, наблюдающих за розыгрышем Кубка мира. Деликатно выражаясь, они не понимали, что видят.

Зато данные были ясны. Атака на Ганимед точно совпадала по времени с энергетическим всплеском на Венере. А почему — никто не знал.

— И чего все это стоит? — сказала она, закрыв ручной терминал и бросив взгляд за окно. Внутренний буфет напоминал один из лучших ресторанов, только здесь ни за что не надо было платить. Столики из настоящего дерева продуманно расставили так, чтобы от каждого открывался хороший вид и в то же время чтобы никто не мог подслушать беседу. Шел дождь. Даже не видя на стекле капель, размывавших город и небо, Авасарала узнала бы дождь по запаху. Ее обед — холодное саго и нечто совсем не похожее на цыпленка тандури — нетронутым стоял на столе. Сорен, сидевший напротив, наблюдал за ней бдительно и ненавязчиво — точь-в-точь собака-лабрадор.

— Судя по данным, взлетов не было, — заговорил он. — Если они привезли это на Ганимед с Венеры, то не оставили следов.

— Для того, что сейчас на Венере, закон инерции не писан и гравитационная постоянная не постоянна. Откуда нам знать, как у них выглядит взлет? Может, для них пустяк пешком прогуляться до Юпитера?

Парень понимающе кивнул.

— Как у нас дела с Марсом?

— Условились встретиться здесь. Дипломаты вместе со свидетельницей уже в пути.

— Та десантница, Драпер?

— Да, мэм. Конвоем командует адмирал Нгайен.

— Он играет честно?

— Пока да.

— Ладно, что у нас дальше?

— В вашем кабинете ждет Жюль-Пьер Мао, мэм.

— Давайте-ка о нем. Все, что считаете существенным.

— Я присылал сводку…

Вспышка раздражения наполовину объяснялась смущением. Она запамятовала, что досье было у нее на очереди. В той же очереди ожидали еще три десятка документов, а она плохо спала прошлой ночью — ей приснилось, что Арджуна внезапно умер. Такие кошмары преследовали Авасаралу со времени гибели сына на горнолыжном спуске — сознание объединяло двух единственных в ее жизни мужчин, которых она любила.

Авасарала намеревалась просмотреть сводки до завтрака — и забыла. Но она не собиралась признаваться в оплошности перед каким-то щенком-европейцем только потому, что он был умен, компетентен и выполнял все распоряжения.

— Я знаю, что было в сводке. Я все знаю, — проговорила она, вставая. — Проверка на вшивость. Хочу знать, что вы считаете существенным.

Она нарочно быстрым шагом двинулась к дверям из резного дуба, чтобы заставить Сорена поспешать следом.

— У него контрольный пакет акций торгового дома «Мао-Квиковски». — Сорен так понизил голос, что звук замирал у нее в ушах. — До инцидента они были основными поставщиками «Протогена». Медицинское оборудование, помещения с излучателями, системы наблюдения и шифровальные устройства. Чуть ли не все, установленное «Протогеном» на Эросе, как и оборудование тайной станции, было получено со складов «Мао-Квиковски» и на их грузовом транспорте.

— И он все еще дышит воздухом свободы, а не?.. — удивилась она, толкнув дверь и выходя в коридор.

— Не доказано, что в «Мао-Квиковски» знали, для чего предназначалось оборудование, — пояснил Сорен. — После разоблачения «Протогена» «Маоквик» первыми сдали информацию в следственный комитет. Если бы они — а под «они» я подразумеваю «он» — не слили больше терабайта конфиденциальной переписки, Гутмандоттир и Колп могли бы так и не объявиться.

Седовласый мужчина с широким носом уроженца Анд, проходя им навстречу по коридору, оторвался от терминала и кивнул Авасарале.

— Виктор, — сказала она, — сочувствую. Аннет…

— Доктор сказал: все наладится, — ответил индеец. — Я передам ей, что ты беспокоилась.

— Передай мой совет: выбираться из постели, пока мужу не взбрело в голову каких глупостей, — сказала она, и мужчина рассмеялся, пропуская их. Авасарала снова обратилась к Сорену: — Он заключил сделку? Сотрудничество за милосердие?

— Такова одна из интерпретаций, но многие полагают, что он мстил за дочь.

— Она была на Эросе, — сказала Авасарала.

— Была, — подтвердил Сорен, вместе с ней входя в лифт. — Она стала первым переносчиком инфекции. Ученые полагают, что протомолекула использовала ее мозг и тело как образец.

Двери лифта закрылись, кабина уже знала, кто она и куда направляется. Пол плавно пошел вниз, а брови Авасаралы поползли вверх.

— Так переговоры с этим созданием…

— Велись с тем, что осталось от дочери Жюль-Пьера Мао, — подтвердил Сорен. — То есть так они считают.

Авасарала тихо присвистнула.

— Я прошел проверку, мэм? — холодно спросил Сорен. Лицо его было непроницаемо, и только искорки в глазах говорили: «Не морочьте мне голову!» Против воли Авасарала усмехнулась.

— Никто не любит умников, — бросила она. Лифт остановился, и двери разошлись.

Жюль-Пьер Мао сидел за ее столом, излучая спокойствие с легким намеком на иронию. Беглым взглядом Авасарала вобрала в себя все подробности: шелковый костюм от хорошего портного — оттенок на грани между серым и беж, — залысина, не исправленная медициной, яркие голубые глаза — это, возможно, врожденное. Он носил свой возраст как символ того, что сражение со временем и смертностью ниже его достоинства. Двадцать лет назад он был просто ошеломительным красавцем, а сейчас к красоте добавилась еще и степенность, и первый, инстинктивный импульс внушил ей симпатию к этому мужчине.