Освобождение шпиона - Данил Корецкий

А пусть бы и несколько секунд, значения это не имело.

Тем временем выжившие стали стягиваться к посту. Их оказалось совсем немного — Худаков, Разумовский, Стельмак, Борисенко и Кружилин. Ну и Климов еще, и сам Башнабаш. Семь человек из пятнадцати, меньше половины личного состава. У всех мощные фонари, автоматы наизготовку.

— Ты что, не сменился? — тяжело дыша, спросил Климов, осветив Башмакина.

Тот зажмурится.

— А разводящего с новой сменой видел?

Башнабаш замешкался.

— Ну?! — рявкнул Климов. Лицо у него злое, на нем написана готовность к решительным действиям.

— Дык… Видать-то видал… Только сразу рвануло, дымом заволокло, я сознание и потерял…

— Контуженный, значит, — кивнул взводный. — Ну ладно, оклемаешься понемногу… Построиться!

Лейтенант прошел вдоль короткого строя, светя фонарем в лица бойцам. Те тоже жмурились или отворачивались. Все как один были похожи на чертей из преисподней: закопченные, грязные. У Стельмака через всю щеку и лоб шел кровоточащий шрам, к которому он то и дело прикладывал какую-то тряпицу. Кажется, глаз у него тоже поврежден.

— Никакой паники! Никакой анархии! — сипло выкрикивал Климов. — Действовать только по моему приказу! В силу чрезвычайных обстоятельств имею право расстрелять на месте любого, кто ослушается!

— А чего вы кипишитесь так, товарищ лейтенант? — сказал Борисенко, он старослужащий и вообще самый ушлый, потому ходит все время с кривой улыбочкой. — Ну, рвануло что-то, мы при чем? Чего же нам сразу расстрелом угрожать? Что мы такого сделали, чем провинились перед Родиной?

Он привык умничать, нравилось ему слыть заковыристым парнем, который за словом в карман не полезет… Только сейчас вышло не так, как обычно.

Климову будто спицу в зад воткнули — подлетел к нему, чуть штаны в шаге не порвал, ткнул взведенным пистолетом в рожу, так что губу раскровянил!

— Тебя первого, Борисенко, в расход пущу! Перед всем строем! Одно слово! Кто еще не согласен? Ну?!

Все молчали, никаких вопросов. Сам умник провел ладонью по лицу, только размазал кровавые сопли.

— Теперь так! Кружилин, Худаков, Борисенко, Башмакин — на поиски раненых! Мы с Разумовским и Стельмаком попробуем восстановить связь! По местам!

Земля под ногами еще продолжала немного трястись, это даже не тряска была, а отзвуки какого-то движения глубоко внизу, словно там гравий утрамбовывался под колесами исполинского бульдозера. Края разлома постоянно осыпались, оттуда пер горячий зловонный дух, так что подойти близко было нельзя. Бойцы разбились на двойки, Башнабашу выпало идти с Борисенко.

Один светил фонарем, другой раскапывал лопаткой обвалы, которые повсюду насыпало со сводов. В одной такой куче Башнабаш нашел полуживого Каськова, помощника командира смены. Он только дышал, ничего не говорил и не открывал глаза. Когда его вытаскивали оттуда, в груди у него громко щелкало и хрустело.

— Загнется скоро, — сказал Борисенко, разглядывая долговязого помкома, который только сегодня утром бегал по караулу, раздавал всем книжечки с программой XX съезда партии, чтобы, как он сам выражался, «быть в постоянном курсе». А сейчас лежал белый, спокойный, поломанный. В середине туловища у него здоровенная вмятина, и Черных все казалось, что сейчас она сама собой выправится, как на надувном мяче.

— Часок протянет, не больше. Счастливый.

Борисенко, не церемонясь, взял помкома за подмышки и затянул на расстеленную плащ-палатку.

— Чего это он счастливый? — буркнул Башнабаш.

— Того. Мы будем медленно подыхать, а ему уже все пох…

— Чего это мы будем подыхать? Скоро спасательный отряд придет, с техникой, поднимемся наверх, жить дальше будем!

Борисенко посмотрел на него как на идиота. Потом, как ни в чем не бывало, достал из кармана щеточку, тряпочку и баночку с жиром, протер свои сапоги, неспешно навел блеск на голенищах. Он очень трепетно относился к сапогам, да и к любой обуви вообще, очень за ними ухаживал. При этом любил повторять, что уважение к обуви — это уважение к самому себе. Выходит, себя Борисенко очень сильно уважал.

— Никто не придет, — сказал он серьезно. — Атомная война и пиздец всему. Никого нет наверху. И верха самого нет…

Башнабаш ни слова не понял, что он сказал.

— Какая еще война? Мир ведь сейчас! Ты что? — удивился он.

— Такая, Башнабаш, война. Последняя. На Москву ядерную бомбу скинули — ты не понял? Земля на куски раскалывается, все вразнос пошло…

Больше никого они не нашли, умотались вусмерть. Под конец Борисенко просто привязал шомпол к палке и тыкал им в землю — мол, если кто есть там, хуже не станет, а нам все равно эти горы не перерыть.

«За сапоги свои переживает, в глине боится испачкать», — подумал с неприязнью Башнабаш.

Пару раз шомпол натыкался на твердое, но это были камни. Худаков с Кружилиным откопали два трупа — обоих задавило балками. Остальные люди, похоже, провалились в разлом.

Пришли на пост. Там один Климов лютует, связи нет по-прежнему. Нашли обрыв кабеля у самого разлома, Разумовский и Стельмак нарастили недостающий кусок и пытались перекинуть кабель на ту сторону, ничего у них не получилось. Стельмак пошел по узкому, метр-полтора, не больше, карнизу вдоль стены, чтобы на ту сторону попасть, и сорвался вниз, с концами. Разумовский тоже оплошал — надышался подземного газа, его рвет без остановки.

— А у нас еще раненый имеется, помощник ваш, Каськов, — сказал Борисенко лейтенанту. — Что с ними делать-то будем?

— Больных и раненых в санитарную палатку, на койки, — сквозь зубы сказал лейтенант. — Доживут как-нибудь. Скоро подмога подойдет.

Становилось холодно и душно. Основной дизель-генератор, который питал обогреватели и гнал свежий воздух, вышел из строя. Его здорово тряхануло во время взрыва, порвались и слетели кожуха вместе с ремнями, а внизу натекла большая масляная лужа. Кружилин раньше работал на мехстанции, понимал в этом немного, даже какой-то «перекос фаз» упомянул. И он сказал, что сами они здесь ничего поправить не смогут, нужен опытный дизелист.

— Где я тебе дизелиста возьму? — сказал ему Климов. — Делай сам, что умеешь. Все лучше, чем сидеть и в носу ковырять.

Борисенко вдруг вызвался перекинуть трос с кабелем связи на ту сторону, сказал, что у него есть хорошая идея. Климов разрешил ему попробовать. С начала катастрофы прошло шесть часов, в Москве перевалило за полночь, а они по-прежнему не знали, что происходит и почему никто наверху не пытается пробиться к ним.

Башмакина и Худакова поставили дежурить в ночь у разлома. Климов велел каждые пятнадцать минут сигналить электрическими фонарями на противоположный берег. Короткими вспышками, чтобы батареи экономить. А все остальное время сидеть в темноте и слушать. Борисенко в подсобке мастерил свою «идею», Кружилин ковырялся, чертыхаясь, с генератором, а остальные легли отдыхать.