Я подарю тебе "общак" - Евгений Сухов

– Ну, а что не так? – с непониманием спросил Лукашин. – По-моему, все логично.

– Я сегодня был у знакомой в лингвистическом центре и показал ей запись ограбления, – пояснил Антонов. – Она сказала, что, по крайней мере, трое из грабителей – чистокровные французы. У двоих произношение, характерное для жителей Парижа – франсийский диалект, а один из района Марселя или с Корсики – итальянский диалект. Он много жестикулировал, причем опять же жесты, характерные для французов либо для жителей Европы, но никак не для России. – С довольным видом следователь наблюдал, как от удивления вытягивается лицо у молодого коллеги. Чтобы добить его окончательно, он сунул диск в DVD-проигрыватель, включил запись с камеры наблюдения на кабинетном телевизоре и стал комментировать:

– Вот, Артем, обрати внимание на их жестикуляцию. Когда-нибудь видел, чтобы наши урки так делали? Вот этот жест – провести 2–3 раза внешней стороной пальцев правой руки по правой щеке – знак собеседнику, что он повторяется или слишком много болтает, или просто надоел своими разговорами. Вот еще похожий жест – сжимать в кулак все пальцы правой руки, кроме большого, повернуть руку этим пальцем вниз и два раза сделать движение сверху вниз – это значит: «Хватит, заткнись, надоел».

– Точно? – с сомнением протянул Лукашин.

– Точнее не бывает. Она – эксперт, и если что-то говорит, то это железно, – заверил его Антонов и продолжал: – Но самое интересное, что главарь налетчиков определенно русский. Это тоже понятно по произношению и по жестикуляции. Он, судя по всему, давно живет во Франции, так как отлично понимает своих коллег. Далее могу изложить свои мысли на этот счет… Главарь из местных, он хорошо ориентируется в городе, и у него здесь есть связи. Без всего этого он бы не смог так четко организовать ограбление. Я сделал запрос в УФМС по поводу граждан Франции, въехавших на территорию нашей области, но никого подходящего под описания налетчиков не нашлось. Однако это не значит, что они не могли въехать в страну по подложным документам.

Нам противостоит хорошо организованная банда профессионалов. Придется поднапрячься. Твоя версия, что это Кано организовал ограбление, конечно, мне нравится, потому как я терпеть не могу этого урода, но, к сожалению, на этот раз ты ошибся.

Лукашин задумался и пробормотал:

– Надо потрясти местных братков, узнать, может, у кого кореш из Парижу вернулся.

– Давай займись этим, хорошая идея, – похвалил Антонов.

– Хорошо, – кивнул Лукашин и вдруг вспомнил: – Да, я, как вы велели, подключил к делу средства массовой информации, передал описания украденных вещей в газеты и распространил среди антикваров. Теперь осталось ждать вестей.

– Нет, ждать нам некогда, – возразил Антонов, – будем двигаться вперед. Сейчас первостепенная задача – раскрутить директора музея. Сегодня после разговора со мной он связывался с Кано, но тот отказался помогать и попросту послал его. Если сейчас как следует прижать Гашникова, думаю, он расколется. Самое плохое, что сегодня опера вели его машину, но потеряли из виду. Машину потом нашли у моста через Кривой овраг пустую. Гашников исчез, боюсь, его кто-то перехватил. Если его убьют, нам будет очень сложно доказать, что он был связан с Кано и продавал ему музейные экспонаты.

– Так это что, Кано решил устранить опасного свидетеля? – удивленно спросил Лукашин.

– Нет, сомневаюсь, это было бы слишком даже для такого отморозка, как Кано. За кражу музейных экспонатов не убивают. Если нанять толкового юриста, дело развалится еще по дороге в суд.

– А может, это французы его похитили? – неожиданно предположил Лукашин. – Вдруг они не нашли то, что искали в музее?

– Вполне возможно, – пожал плечами Антонов. – Главное, чтобы он остался жив и потом нам все рассказал.

В дверь постучались, и в кабинет заглянул взъерошенный Баранов:

– Привет всем! – Закрыв за собой дверь, он прошел к столу и положил перед Антоновым сверток.

– Что это? – покосился на него следователь.

Баранов с довольным видом развернул бумагу, и все увидели распиленную пополам статуэтку «Дочь кузнеца», похищенную из краеведческого музея.

Гашников дернулся, открыл глаза и закричал от ужаса, взирая в темный провал в земле, на дне которого плескалась какая-то черная жидкость, подернутая отвратительной желтой пеной. От вони, поднимающейся снизу, резало глаза. Виктор Андреевич набрал в легкие побольше воздуха, но закричать ему не дали. Проворные руки заклеили рот скотчем, и Гашников замычал, дико озираясь. В ночи тускло светили звезды, задернутые занавесом из легкого тумана. От месяца виднелся лишь тонкий серебряный серп. Директор музея висел вниз головой, привязанный за ноги к каким-то металлическим конструкциям. Вокруг стояли люди в масках с прорезями для глаз, которые собрались явно не для дискуссии об искусстве или родном крае.

Холодея от ужаса, Гашников мучительно пытался сообразить, кто они такие и что ему теперь делать. Сначала он подумал, что это люди Тихого, однако быстро понял, что ошибся. «Быки» Тихого не стали бы надевать масок. Эти выглядели даже немного комично, как герои старых фильмов про боевые единоборства – ниндзя. Только ситуация не располагала к веселью. Гашников ожидал самого плохого.

– Виктор Андреевич, мы зададим вам пару вопросов и отпустим, если ответы нам понравятся, – обратился к нему предводитель банды «ниндзя». – Вы меня понимаете?

Гашников утвердительно закивал, ему вовсе не хотелось злить странно одетых парней.

– Итак, вопрос… Сосредоточьтесь, – громко объявил главарь, сорвал у него со рта скотч и показал фотографию статуэтки «Дочь кузнеца», подсвечивая себе фонариком. – Где находится оригинал этой статуэтки?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – вздрогнув от страха, пробормотал Гашников. Он не мог взять в толк, откуда незнакомец знал о подмене статуэтки. Это было известно только ему и Тихому.

Незнакомец посветил вниз в провал и пояснил:

– Здесь раньше был химкомбинат. Это один из резервуаров, где хранилась кислота. Мы сейчас начнем растворять тебя по частям, а потом то, что останется, оставим здесь умирать. – Он сделал знак Пьеру, и тот стал опускать директора в провал, медленно ослабляя веревку.

– Нет, я все расскажу! – завизжал от страха Гашников.

Алекс жестом приказал Пьеру остановиться и поинтересовался:

– Так где она?

– Я ее продал, – признался Виктор Андреевич с не свойственной ему робостью.

– Это мы знаем, – ответил незнакомец, – нам нужна конкретная информация, кто этот человек, адрес, телефон…

– Если я скажу, он убьет меня, – жалобно простонал Гашников, сознавая, насколько скверно все складывается. Он помнил слова Тихого и понимал, что тот не шутил.

– Только убьет, – жестко хохотнул незнакомец. – А мы тебя, если не скажешь, не просто убьем, а будем так мучить, что ты, сука, поседеешь перед смертью. Давай говори! У нас нет времени с тобой здесь торчать.