Чужой отчим - Марианна Кисс

Он повернулся и осмотрел меня жадным взглядом. Я вижу, как он хочет и тоже любит меня, но его любовь – она другая.

– Тебе плохо живётся здесь?

– Хорошо.

– Тогда к чему эти вопросы? Я прихожу и этого достаточно. Пока я не готов ответить на твой вопрос – почему.

Он вышел в кухню, а я села на кровати, обхватила себя руками, как бы защищаясь от слов, что сейчас прозвучали.

Нужно остыть и просто понять, что нам хорошо и что всё, что я делаю, это двигаю наши отношения к концу. А я этого не хочу больше всего на свете. Значит нужно просто молчать. Не требовать ничего того, чего он сам не захочет дать.

Или…

Можно попробовать заставить его, мне это дать…

Я вздрогнула от мысли, которая как ветер влетела в воспалённый желанием любви, мозг. Она влетела и заставила мысли двигаться по-другому.

Если Захар не хочет – нужно его заставить и теперь, я знаю как…

Захар

От Аси сегодня ушел рано. Не понравились её разговоры.

Вот так привяжи к себе собачку, а потом отпихивай, не отпихнёшь. Я не хочу, но то, что она пытается, образно говоря – хватать меня за шею злит, заставляет показывать характер. Она должна чётко знать границу, и надеюсь, сегодня я на это указал. Другое дело что Ася, скорее всего, будет настаивать на своём.

Всё всегда одинаково – сначала крышу сносит от секса, потом начинают плакать, как мало уделяю внимание, потом начинают хватать за горло, и в конечном итоге, приходится с кожей отрывать от себя.

Почему нельзя просто наслаждаться?

Вопрос риторический… вечный.

В гостиницу приехал в пять. Пока снял номер на месяц, а там посмотрим.

Вошел в большой холл, двинулся к лестнице, что ведёт к лифтам. Нужно ещё подумать может, не задержусь вечером в номере, а приму приглашение Коновалова, тот звал на большую вечеринку по какому-то случаю, я не запомнил по какому.

– Папа! – услышал и обернулся.

Янка. Только её не хватало. Явно пришла за мамашу свою просить.

– Пошли, – сделал знак головой.

Она за мной к лифту. Мы вошли и ещё парой человек. Поднялись на пятый. По коридору к номеру несколько шагов. Вошли, я скинул пиджак, повесил на стул и обернулся.

– Если ты пришла уговаривать, чтобы я вернулся, можешь не стараться. Я не вернусь.

– Но почему? – она стояла у входа и не знала, куда себя деть.

– Потому что наши отношения с твоей матерью давно закончились. Они тянулись по инерции. Ждали момента кризиса. А как момент наступил – сразу распались. Нам нечего больше делать вместе.

– Но ведь мы семья! – выкрикнула она.

– Послушай, не кричи. Я не отказываюсь от тебя, ты всё так же моя любимая дочь. Но жить с твоей матерью больше не буду.

– А что нам теперь делать, ты нас будешь обеспечивать? – сказала она тоном, который мне совсем не понравился.

– С чего это? – мой взгляд холоден.

– Ну как, мы же не привыкли…

– Это очень плохо. Пусть твоя мама пойдёт и найдёт себе работу.

– И как ты себе это представляешь? – Янка совсем оборзела я смотрю.

Да это ошибки воспитания, и я тоже в этом виноват. Баловал. Она получала всё что хотела, и вот результат.

– Обыкновенно представлю. Как все люди работают.

– Ты же знаешь, мама не будет работать.

– А я тут причём? Не хочет работать, пусть продаёт свои шмотки, твои шмотки.

Я подошел к ней. Взялся за лямку платья.

– Вот это платье, сколько стоит, тысяч десять?

– Двадцать пять, – обидчиво сказала она.

– Ещё лучше, продашь и два месяца будете жить с мамой.

– Мы на такие деньги не сможем жить, – с каждым её словом я понимал, как далеко зашел в вопросах невоспитания дочери. Пусть и не родной.

– Приучитесь. Как другие люди на десять тысяч живут, так и вы будете. Ко всему человек привыкает.

– Ты прикалываешься сейчас? – она даже не понимает, что говорит совсем не то, что подобает говорить в таком случае.

Я грозно посмотрел на Яну и почему-то вот сейчас, мне совсем было её не жаль:

– Похоже что я прикалываюсь? Иди домой и передай маме, чтобы больше тебя не присылала. Пусть устроится на работу. Да и тебе не помешает поработать. А то, что-то вы совсем, с окружающим вас миром, связь потеряли. Охренели совсем. По пятьсот тысяч в месяц тратить. Идите и попробуйте их заработать хотя бы за год, и тогда будем разговаривать.

Я подошел, развернул её и толкнул к двери.

Она выдернула руку:

– А на баб своих значит, будешь тратить?! Да!

– Слушай, я работаю и зарабатываю деньги и буду тратить их куда захочу. Поняла? Всё давай, не зли меня. Вот, – я открыл кошелёк, достал пять тысяч и протянул ей, – вот вам на первое время, чтобы на макароны хватило, пока вы на работу не устроитесь. Больше в этом месяце не дам. На следующий месяц, получите ещё десять тысяч, это тебе как материальная помощь, пока учишься в университете. Когда закончишь, помощь прекратиться.

– Ну ты гад. Правильно мама сказала, – лицо её перекосило злобой.

– Раз я гад, тогда давай, пошла отсюда, быстро, – я вытолкнул её за дверь.

– Ненавижу, – крикнула она и я услышал, как простучали по коридору её каблуки.

Вот так с детства как сыр в масле каталась, а теперь – ненавижу.

Может я перегнул. Но с другой стороны, они так никогда и не научаться, что деньги нужно считать, а не разбрасывать направо, и налево. Пусть поостынут в своих непомерных тратах. И поймут, что ничего не даётся просто так…

Ася

Уже несколько дней Янка совсем пришибленная. В стрессе, от того, что теперь не имеет возможности разбрасывать деньги направо и налево. В каком-то смысле жаль её конечно, но постепенно, жалобы по поводу отсутствия денег начинают меня просто бесить.

Да что она вообще знает, о том, когда у тебя нет денег на обычные вещи, а не на дурацкое платье, или новые джинсы.

В перерывах она постоянно жаловалась на отца, ругала его самыми последними словами. И мне надоело по третьему кругу слушать, какой кобель её отчим.

– Я вообще от этого всего в шоке. Матушка золото понесла в ломбард. А что дальше, вещи начнём продавать? Дизайнерские джинсы продавать не собираюсь. Пусть матушка продаёт. А мне в универ в чём-то ходить нужно. Он мне, как собаке, пять тысяч кинул. На – и живите полмесяца. Ну нормально? Так я пошла себе босоножки купила, а матушке не сказала, пусть выкручивается и думает на что нам жить.