Ветреное сердце Femme Fatale - Валерия Вербинина

– Если же вы не хотите терять имение, – добавил Фомичев, решив, что она колеблется, – мы можем заключить соглашение о формальной передаче, а после того, как все суды окончатся, я верну вашу собственность вам.

– Сколько? – спросила Амалия внезапно.

– Что? – опешил почтенный купец.

– Сколько вы готовы дать мне за Синюю долину?

Антоша не верил своим ушам. Ему ужасно хотелось вмешаться, но, уже когда они ехали сюда, папенька велел ему помалкивать и набираться ума-разума, глядючи, как дела делаются. Антон смотрел – и набирался, но его грызла тоска. Неужели… неужели она даст себя объегорить?

Маврикий Алпатыч важно погладил свою черную бороду.

– Учитывая, что мне придется вести тяжбу вместо вас, а также запущенное состояние Синей долины, которое ни для кого не составляет секрета… – Он глубоко вздохнул. – Двенадцать тысяч рублей.

– Только-то? – с сарказмом осведомилась Амалия. – И как именно я получу деньги? Может, очередным фальшивым векселем за подписью покойного судьи?

– Право, сударыня, – забурчал купец, не привыкший к подобным намекам, – я не знаю, о чем вы… Двенадцать тысяч – прекрасная цена. Кто еще даст вам столько за имение, которое вот-вот станет предметом тяжбы?

– За двенадцать тысяч, – отрезала Амалия, – я могу продать вам только мельницу. И то без колеса.

– Почему без колеса? – опешил Фомичев.

– Потому что с колесом она стоит дороже, – заявила Амалия. – Вот так-то.

Дождь, с любопытством подслушивавший их странный и ни с чем не сообразный разговор, даже стих за окном, ожидая, чем дело кончится. По лицу Фомичева разлилась краска, глаза сделались холодными и колючими.

– Я к вам с серьезным предложением, сударыня, а у вас все смешки, – с горечью проговорил он. – Нехорошо.

– Нет, – твердо отозвалась Амалия, – это как раз вы намерены посмеяться надо мной. По-вашему, я не умею считать? По-вашему, не знаю, сколько стоит то, чем я владею?

Фомичев медленно поднялся с места.

– Что ж, мое дело было предложить, – проговорил он, стараясь казаться беззаботным. – Любовь Осиповна – бой-баба, своего не упустит. Может, еще пожалеете, что не согласились-то на мое предложение… Идем, Антоша.

Он двинулся к двери, стараясь сохранить беспечный вид человека, который ничего не проиграл, но даже спина у него имела обескураженный вид.

– До свидания, госпожа баронесса, – пробормотал Антон, выходя из комнаты.

Дождь меж тем уже кончился. Амалия подошла к окну и стала следить, как отъезжают гости. Первым в коляску забрался купец.

– Ты чего улыбаешься? – набросился он на сына. Когда Фомичев был не в духе, ему обязательно надо было на ком-то сорвать дурное настроение.

– Я ничего, – поспешно сказал Антон. – Я… я вспомнил, где ее видел. Она к нам в лавку приходила, седло покупать.

– А! Так, значит, ты ей, что ли, дорогое седло за бесценок продал? – вскинулся Фомичев. – Забыл, чей хлеб ешь? Мучение одно с тобой, никак деньги считать не научишься!

– Я нарочно ей подешевле продал, – вдохновенно солгал Антон. – Думал, она к нам расположена будет.

– Тю! – свирепо фыркнул Маврикий Алпатыч. – Ну ты голова! Кого на деньги надули, того уж точно уважать не будут. Одно мучение с тобой, право слово. И какое седло знатное спустил, шельмец! Лучше бы ты ей что поплоше подсунул, чтобы она себе шею свернула, холера!

Последняя мысль так крепко засела в его голове, что он распекал сына весь обратный путь.

Не подозревая о ругательствах, которыми осыпал ее несдержанный Фомичев, но, в общем, довольная тем, что отбила первую атаку противника, Амалия вернулась на прежнее место и задумалась. Часы пробили шесть, и только тогда она очнулась.

– Лиза!

Горничная тотчас же явилась на зов и стала у двери, держа руки за спиной.

– Расскажи мне про Фомичева. Сколько у него детей? А жена его кто была?

Лиза немного удивилась любопытству барыни, но все же честно ответила на все вопросы. У Фомичева только один ребенок, Антон. Его мать и соответственно жена Маврикия Алпатыча умерла, когда сын был совсем маленький. Да и то сказать, характеру она была слишком нежного, да и здоровья неважного. Сынок-то в нее больше пошел, если честно. После смерти Марфы Модестовны Маврикий Алпатыч все каялся, что плохо с ней обращался, и пообещал никогда не оставлять заботой ее брата, Гаврилу Краснодеревщикова. Слово свое, надо сказать, он сдержал, потому как, едва его дела пошли в гору, купил Гавриле гостиницу «Бель Вю» и еще несколько трактиров. Вообще если Маврикий Алпатыч кому и доверяет, то только Гавриле. Тот человек надежный, непьющий, работящий, а вот Антоша подкачал. Нет в нем коммерческой жилки, и про то все знают. Маврикий Алпатыч его специально из гимназии забрал, чтобы с юных лет приучать к делу, да все без толку.

– Лучше бы он оставил его в гимназии, – буркнула Амалия. – Спасибо, Лиза, можешь идти.

Горничная повернулась – и громко вскрикнула в испуге.

– В чем дело? – сердито спросила Амалия.

– Там… там… – пробормотала Лиза. – За окном, сударыня!

Кто-то постучал в окно, и Амалия, обернувшись на стук, увидела в саду взъерошенного здоровяка с роскошными бакенбардами. Под мышкой он держал серую кошку.

– Можно к вам зайти, госпожа баронесса? – умоляюще крикнул он. – На минуточку!

– Что ж такое? – пробормотала Амалия, вспоминая свое недавнее видение. – Боже мой, он что, там стоял и ждал, когда они уйдут? А дождь? Он же мог простудиться! – Она вскочила с места. – Лиза! Ставь самовар, неси горячий чай и ром! Этак же можно воспаление легких подхватить!

Через несколько минут серая кошка уже ходила кругами возле ног Амалии, а встрепанный Севастьянов стоял возле камина, с наслаждением протянув руки к огню.

– Вы же совершенно промокли, – сказала Амалия. – Дмитрий! Принеси какую-нибудь одежду судье, живо!

– Я под навесом укрылся, – виновато мигая, объяснил Степан Александрович. – Не беспокойтесь, я уже почти обсох.

– Как вы добрались до меня? Я не видела никакого экипажа.

– Пешком, – сказал Севастьянов. – То есть… – Он замялся. – Я просто люблю гулять за городом.

Амалия вспомнила, что от Д. до Синей долины пятнадцать верст, но не стала ничего более говорить. Лиза внесла дымящийся чай и пузатую бутылку из судейских запасов.

– Выпейте, – велела Амалия. – Я бы не советовала так шутить со здоровьем, знаете ли.

– Пустяки. – Степан Александрович отпил из чашки и насильственно улыбнулся. – Дождь весенний, теплый. Ничего особенного. – Он отставил чашку.

– Вы хотите о чем-то меня попросить? – спросила Амалия напрямик, видя, что ее собеседник колеблется.