Сэндвич с пеплом и фазаном - Алан Брэдли

– Ле Маршан! – воскликнула она.

Это было имя одной из пропавших девочек, о которых рассказывала Коллингсвуд.

Я окинула взглядом побледневшие лица. Судя по их испуганным глазам, они уже сделали кое-какие выводы.

– О мой Бог! – прошептала одна.

Надо отдать Джумбо должное. Она вцепилась в тему, словно терьер в крысу.

– Мы готовы услышать твое послание.

Я заметила, что даже в такой напряженный момент Джумбо обращалась к призраку грамматически правильно. Она снова повторила свои слова трижды.

Планшетка запорхала по доске.

О-Д-Н-А-И-З-В-А-С-З-Н-А-Е-Т-М-О-Е-Г-О-У-Б-И-Й-Ц-У.

– Одна из вас знает моего убийцу! – прочитала Гремли записанные ей буквы.

Взмахом руки маленькая блондинка, сидящая напротив меня, отшвырнула доску в дальний конец комнаты.

– Довольно! – сказала она. – Что за чепуха.

– Успокойся, Траут, – ответила Джумбо. – Если ты сломала эту штуку, купишь новую из своих карманных денег.

Траут. Вот, значит, как ее зовут.

Я осмотрела сидящих в кружке девочек.

Девочка слева от меня описалась.

Любой, кто когда-либо имел дело с доской Уиджа, мухлевал.

Гарантирую это.

Давайте признаемся: вы мухлевали, я мухлевала, все мухлюют.

Это слишком шикарная возможность, чтобы ее упустить.

Сначала кто-то другой в кругу начал жульничать, и на несколько минут я даже заколебалась. Заколебалась? Нет, даже больше: признаюсь, что первое послание потрясло меня. Но потом рациональное мышление возобладало и я осознала, что мне подвернулся дар богов.

С этого момента планшеткой руководила искренне ваша Флавия де Люс.

Одна из вас знает моего убийцу.

Чистое вдохновение осенило меня!

Результаты оказались еще лучше, чем я ожидала. Траут так испугалась, что отбросила доску с планшеткой, а девочка слева от меня не смогла контролировать свой мочевой пузырь.

Мне надо познакомиться с ней при первой же возможности.

– О боже! – с выражением чрезвычайной заботливости сказала я и помогла ей встать на ноги. Я заметила, что никто больше не шелохнулся. Придется делать все самой.

Я отвела ее в туалет, именовавшийся «Картумандуя», безопасное убежище для интервью, как мне показалось. Хотя девочкам запрещалось быть в чужих комнатах после наступления комендантского часа, закон не препятствовал двоим одновременно поддаться зову природы.

– Меня зовут де Люс, – представилась я, когда крошечное создание скрылось в кабинке. – Флавия.

– Я прекрасно знаю, кто ты, – ответила она, и ее голос странным эхом отразился от кафельных поверхностей туалета.

– Но я, кажется, не знаю, как зовут тебя, – сказала я.

Повисло неискреннее молчание. Потом практически шепотом она назвала имя.

– Брейзеноуз. Мэри Джейн.

Брейзеноуз? Не может быть! Это же фамилия одной из пропавших девочек!

Ле Маршан, Уэнтворт и Брейзеноуз – их назвала Коллингсвуд.

Наверняка в таком небольшом учреждении, как академия мисс Коллингсвуд, не могли быть две Брейзеноуз?

Или все-таки могли?

– Она была твоей сестрой? – аккуратно спросила я.

Водопад рыданий из кабинки был мне ответом.

– Выходи, – сказала я, и как ни странно, она послушалась.

Дверь кабинки отворилась, и секунду спустя несчастная заплаканная бедняжка оказалась в моих объятьях, уткнувшись в мое плечо и жалобно всхлипывая, будто ее сердце вот-вот разорвется.

– Мне так жаль, – сказала я, и это была правда, и пока этого достаточно.

Вероятность того, что труп в камине может оказаться ее сестрой, не следует – по крайней мере сейчас – облекать в слова. Я едва осмеливалась думать на эту тему из опасения, что кто-то прочитает мои мысли.

Но возможно, она уже все поняла.

Брейзеноуз висела на мне, словно она – жертва кораблекрушения, а я – спасительное бревно. Кто знает, может, она и есть жертва?

А я спасительница.

«В какие удивительные отношения мы вступаем, – думала я, пока она льнула ко мне. – И в какие странные».

Она неохотно оторвалась от меня и так же неохотно взглянула мне в глаза.

– Умойся, – наконец сказала я. – На случай, если придется принимать святое причастие.

Она выдавила призрачную улыбку.

– Ты особенная, Флавия де Люс, – прогнусавила она.

Я глубоко поклонилась, привстав на носки и подметая пол воображаемым пером из воображаемой шляпы воображаемого кабальеро.

Когда Брейзеноуз приводила себя в порядок у раковины, дверь открылась и на пороге возникла Фицгиббон.

Удивилась ли она, увидев нас? Я не смогла понять.

– Вы припозднились, девочки, – сказала она. – Все в порядке?

– Да, сестра-хозяйка, – ответила Брейзеноуз удивительно спокойным голосом, а я, изображая несведущего новичка, просто кивнула головой.

– Что ж, тогда расходитесь по комнатам, – сказала Фицгиббон. – Комендантский час, помните.

Мы перешептывались, уходя прочь по коридору.

– Не верь доске Уиджа, – сказала я. – Это жульничество. Кое-кто в комнате Джумбо все подстроил.

Глаза Брейзеноуз расширились и засветились в темноте.

– Ты уверена? – выдохнула она.

– Да. Это была я.

Полчаса спустя я лежала в кровати, не в состоянии уснуть, и думала о том, в чем я созналась.

Начисляют ли тебе очки на небесах, если говоришь полуправду?

Помнится, давным-давно на проповедях в Святом Танкреде нам говорили, что лживые уста – оскорбление Господа, но те, кто честен, – его отрада. Но что Господь думает о тех, кто просто подтасовывает факты?

Я действительно управляла доской ближе к концу сеанса, но в начале нет. Не я направляла планшетку, написавшую это леденящее кровь имя – ле Маршан.

Кто же виновник?

Им мог быть только кто-то из остальных девочек, державших пальцы на планшетке. Сама Джумбо, Гремли, ван Арк, Брейзеноуз, Траут и еще две, чьих имен я пока не знаю.

Дрюс не присутствовала. Ее вычеркиваем.

Одно ясно: мне нужно выяснить имена двух других девочек.

Кого же мне спросить? Ответ кажется очевидным: девочку, которая передо мной в долгу.

Малютку Брейзеноуз.

Не напрасно ли я ей призналась? Что, если я подвергла себя риску, воспользовавшись этим шансом?