Цену жизни спроси у смерти - Сергей Донской

– Нет, – засмеялся Журба, – конечно, нет. Пятки твои милицию интересуют в самую последнюю очередь. Выкладывай, что там у тебя приключилось, я тебя слушаю.

С этими словами он зашагал по молу дальше, и Милене пришлось его догонять, адресуя свой рассказ равнодушной волосатой спине. О том, что в гостиничном номере присутствовала Лиля, она опять решила не упоминать. Золотое женское правило: если уж начала лгать, то стой на своем во что бы то ни стало. Хуже не будет, а лучше – очень даже может быть.

Когда Милена закончила сбивчивый доклад, они стояли на самом краю мола. В его тени вода была темной, холодной на вид. Зато дальше весело плясали солнечные блики. Позади пляж, усеянный человеческими фигурками. Впереди только безбрежное море с далеким-далеким пароходиком на горизонте.

Журба на белом пароходе взгляд не задержал. Он просто вертел головой по сторонам с отсутствующим выражением лица. Что-то высматривал. Что именно?

– Вы хотели задать какие-то вопросы, Вячеслав Игнатьевич, – напомнила Милена. – Наводящие.

– Вопрос только один, клепать мой болт! – Взгляд милиционера наконец перестал метаться из стороны в сторону и остановился на груди девушки. – Ты никому не болтала про эту историю?

Милене показалось, что его глаза просвечивают ее насквозь как рентгеновские лучи. Машинально поправив лифчик купальника, она сказала:

– Я же вам уже говорила по телефону…

– Да или нет?

Милене показалось, что Журба готов ее ударить. Он когда-то предупреждал ее, что горяч на руку и часто наказывает своих осведомителей за оплошности. Незаметно отступив на шаг, она покачала головой:

– Нет. Никто ничего не знает.

– Это хорошо. – Журба оскалился. – Айда в воду.

Посмотрев вниз, Милена отрицательно помотала головой. Самые светлые пряди в ее волосах были белоснежными. Самые темные – цвета майского меда. Когда волосы колыхались, они красиво переливались на солнце. Милена знала об этом, но сейчас это ее не радовало. Она оглянулась и тоскливо посмотрела в сторону пляжа.

– Я не спрашиваю тебя, сучка, хочешь ли ты купаться, – веско произнес Журба. – Если сказано: полезай в воду, то через секунду ты должна плескаться там, как заправская утка. – Он хохотнул. – Ты ведь и есть утка. Просто утка.

Что Милену ошеломило в этой тираде больше всего, так это то, что взрослый мужчина, матерый мент, способен шутить, как пацан-малолетка, да и еще веселиться при этом.

– Ладно, – сказала она, направляясь к лесенке, ведущей в воду. – Я могу и искупаться. Только зачем вы меня оскорбляете? Вместо того, чтобы спасибо сказать, вы…

– Спасибо ты должна мне говорить, – перебил ее Журба на полуслове. – С утра до ночи. Пять лет свободы тебе подарено, не забывай… Так что не рассуждай, а делай, что тебе велено, клепать мой болт. Марш в воду! Я за тобой.

Милена развернулась к морю спиной и, держась руками за лесенку, начала спускаться вниз. Вода неприятно холодила ее ноги, осторожно нащупывающие перекладины. Когда прохладный мокрый обруч замкнулся на талии Милены, она подняла голову и посмотрела на Журбу. Снизу он выглядел сложенным непропорционально, карикатурой на самого себя. Малюсенькую голову почти заслонял выпуклый живот, тяжело нависший над Миленой. Наткнувшись взглядом на откровенно бугрящиеся плавки, она сомкнула веки, разжала пальцы и опрокинулась в воду спиной. Обычно в таких случаях Милена взвизгивала, но теперь почему-то не решилась подать голос. Проплыв метров десять вперед, она обернулась на голос Журбы:

– Возвращайся сюда. Скоренько.

Теперь он стоял на лестнице по грудь в воде, лицом к ней. И непонятно улыбался.

– А можно, я еще поплаваю? – крикнула Милена, ощущая во рту знакомую солоноватую горечь.

– Некогда!

– Разве мы куда-нибудь спешим?

– Я спешу. Просто сгораю от нетерпения. Смотри. – Он вскинул руку и, как флагом, призывно помахал своими полосатыми плавками. Мокрые, они шлепнулись на мол. – Так что скорее плыви ко мне, рыбка моя золотая. – Журба тихо засмеялся.

Догадаться, что от нее требуется, было несложно. Осмотревшись по сторонам, Милена убедилась, что никого рядом не наблюдается. Мол надежно заслонял их от любопытных глаз, особенно когда она приблизилась к нему вплотную и очутилась в полуметре от Журбы, мерно шевеля в воде руками и ногами. Теперь его поведение перестало казаться странным, и недавнее напряжение, владевшее Миленой, исчезло. Мент захотел немного женской ласки, вот и все. Ничего удивительного. Удивительно лишь то, что он не потребовал обслуживать его еще в начале знакомства.

Развернувшись в воде вертикально, как поплавок, Милена проворно задвигала ногами, а руки забросила на затылок, выискивая под намокшими волосами завязку купальника.

– Это лишнее, – быстро сказал Журба. – Просто нырни и докажи мне, что ты не зря свой хлеб жуешь. – Он красноречиво пошевелил губами и показал пальцем в воду перед собой. – Ну? Ныряй. Сделай дяде милиционеру приятное.

Верхняя половина его туловища, освещенная вечерним солнцем, напоминала цветом и фактурой волосатый ствол пальмы. То, что находилось под водой, выглядело бледным, не слишком приятным на вид. Но работа Милены заключалась не в том, чтобы привередничать. Набрав полную грудь воздуха, она погрузилась в море с головой. Ее руки нашли бедра Журбы. Рот, выпустив вереницу серебристых пузырей, по-рыбьи открылся. Ну, где этот пресловутый милицейский болт недоклепанный?

Когда сильные пальцы сдавили ее шею, Милена еще не успела испугаться по-настоящему. Ужас пришел, когда плотные мужские ляжки обхватили и стиснули ее голову, не давая вынырнуть на поверхность. Ее ноги взбивали на воде белую пену, скрюченные пальцы цеплялись за все, что под них попадалось, но сосуды уже лопались один за другим от невыносимого напряжения, а легкие судорожно вбирали в себя море.

И не было этому морю ни конца, ни края.

– Прибыли, – доложил водитель, жилистый мужик с бравыми полубаками рыжеватого окраса. – Это и есть гостиница «Бриз». В прошлом сезоне открылась. Невеста на выданье, х-хэх!

Громов высунул голову в открытое окно лимонной «Волги» и полюбовался обтекаемыми формами многоэтажного здания, высящегося над морем зелени. На фоне голубого неба оно казалось прямо-таки белоснежным.

– Сколько с меня? – спросил он, возвратив голову в автомобильный салон, провонявший бензином и чесноком.

– Я ж говорил! – напомнил водитель с капризными интонациями в голосе. – Тысяча рублей.

– Разве я ответил, что меня это устраивает? – Громов вопросительно приподнял бровь.

Владелец «Волги» напрягся:

– Ну, так… Молчание – знак согласия, нет?

– Молчание – это знак молчания, и не более того. Например, один человек сморозит какую-нибудь глупость, а второй сделает вид, что не услышал. Из деликатности.