Загадочная история Рэйчел - Кейт Уолкер

Без последствий. И ей еще нужны доказательства, что тогда, той ночью они всего лишь занимались сексом! Она отказывала себе в чести назвать случившееся «любовью».

То, что для нее было бы ребенком, зачатым в любви, для него — только неудобным и неприятным осложнением, справляться с которым надо быстро, эффективно и без эмоций, как с повседневной проблемой в мире бизнеса.

— Если ты хочешь спросить, не была ли я беременна, — проговорила Рэйчел сквозь сжатые губы, пытаясь скрыть терзающую ее боль, — отвечаю — нет. Нет.

Она сказала бы то же самое, даже если бы действительно забеременела. Просто вопреки ему.

Но это была правда, и она не знала, чего в этой правде больше — облегчения или горестного сожаления.

— Слава Богу! — выдохнул он, как будто освободился от давно таимого страха.

Рэйчел вздрогнула от отвращения и обиды.

— За что ты благодаришь Его, Габриэль? — бросила она, чувствуя, как рот наполняется горечью. — За то, что теперь без угрызений совести можешь завести новую любовницу? Быть с женщиной, которую действительно хотел?

— Новую любовницу! — эхом повторил Габриэль.

Его тон недвусмысленно говорил, что если Рэйчел взяла на себя смелость присвоить себе титул «любовницы», то она сильно ошиблась — она не значит для него даже такой малости, вообще ничего не значит. Он хотел лишь переспать с ней — то, что сейчас он четко определил как «дурацкая потеря самоконтроля».

В пылу страсти она, возможно, и подарила ему несколько коротких мгновений физического удовольствия, что было сомнительно — в конце концов, от только что лишенной невинности девушки трудно было ожидать эротической свободы, к какой он привык. По сравнению с такой светской львицей, как Аманда, она, несомненно, явилась для него ужасным разочарованием.

— Отнюдь.

Рэйчел замерла от неожиданности, поняв, что все это она произнесла вслух.

— Ты очень чувственная юная леди, Рэйчел, и однажды ты принесешь какому-нибудь счастливчику немало… — Он остановился на полуслове, лицо стало непроницаемым. — А если мы говорим о совести, — совсем иным тоном проговорил он, — то это относится и к тебе — ты вправе выбирать любого мужчину, которого пожелаешь…

Неправда, кричало в ней все. Неправда!

Как это может быть правдой, если единственный мужчина, которого она желает, стоит перед ней и называет их отношения «дурацкой потерей самоконтроля».

— Ты имеешь в виду, после того как посвятил меня в искусство секса? О да, я могу передать все, чему ты меня научил, другому счастливчику!

Она испытала некоторое удовлетворение, когда его глаза на мгновение закрылись, явно пытаясь скрыть боль. Но секунду спустя они молнией пронзили ее.

— Я надеюсь, что ты намного больше уважаешь себя!

— Довольно лицемерно с твоей стороны, как ты думаешь? Слишком поздно снова начинать игру в ответственных взрослых.

Его глаза остались единственным цветным пятном на лице. Кожа на грубо высеченных скулах натянулась, губы сомкнулись в тонкую линию, лишь уголки немного вздрагивали.

— Правильно, — равнодушно согласился он, — все слишком поздно. Одно только предупреждение, Рэйчел: если в будущем ты не сможешь думать обо мне как о просто знакомом, тогда не думай вовсе. В принципе тебе лучше вообще забыть обо мне.

Он медленно отвернулся.

Да разве она не пыталась! Боже мой, еще как пыталась! Но похоже, ничто не способно стереть его из памяти. И четыре с половиной года спустя она на том же месте и та же боль разрывает душу.

Решительно вздернув подбородок, она судорожно сглотнула и пылающим взглядом уставилась в затылок Габриэлю.

— Почему ты не скажешь мне правду? Признай, что ничего не было, что ты никогда ничего ко мне не чувствовал.

Он стремительно обернулся.

— Нет, Рэйчел, нет!

Его сдавленный крик, искаженное болью лицо несколько смягчили ее разъяренное сердце — это было хотя бы отчасти похоже на раскаяние, которого она так жаждала. Однако его слова произвели неожиданный эффект: они подняли на поверхность всю муть ее ночных кошмаров, разбудили эмоции, которые она так долго и старательно подавляла.

— Я имею в виду, той ночью… я не ожидал, что ты будешь реагировать таким образом. — Слабый юмор в его голосе разорвал в клочья ее уже истерзанное сердце. — Ты застала меня врасплох. Мы оба были не совсем трезвыми, и я не вполне представляю, что на меня нашло.

— Той ночью, — эхом повторила Рэйчел. — А потом?

Что-то изменилось в его лице. Она не сразу заметила и лишь спустя несколько мгновений поняла, что он пытался что-то скрыть. В глазах мелькнул какой-то свет, но затем быстро потух.

— Потом, — настаивала она, хотя сердце подсказывало, что вопрос небезопасен, что ответ на него способен принести еще более разрушительную боль, но она должна была спросить. — Как насчет ночи после моего приема, Габриэль? Как насчет Аманды? Ты тоже был «не совсем трезв»? — Она ядовито подчеркнула его слова. — Тоже «не вполне представлял», что на тебя нашло?

— Нет.

Это было сказано спокойно и равнодушно. Для убедительности он энергично тряхнул головой.

— Тогда я знал совершенно точно, что делаю.

Рэйчел не могла поверить, что услышала эти слова. Она не желала их слышать, пусть даже в них была правда.

Но это не могло быть правдой! Она не позволит! Этого ей не перенести.

— Ты знал…

Она пыталась пробить его броню, а оказалось, что разрушила собственную: ничто ее больше не защищало от него, от ран, которые он мог еще нанести, от раскаленных игл, которые вонзаются ей в сердце при каждом его слове.

— Скажи мне правду, Габриэль.

— Это и есть твоя проклятая правда!

Он опять отвернулся, глубоко засунув руки в карманы, и долгим взглядом посмотрел в окно.

— Нет! — Ей хотелось заткнуть пальцами уши, чтобы не слышать его голоса, не слышать той отвратительной правды, которую он сказал. — Скажи мне, что это неправда — что все было не так, что это случайность, что она сама пришла в твою комнату…

— Как ты?

У нее перехватило дыхание от этой реплики… но она справилась — она пройдет этот путь до конца; уничтоженной, растоптанной, но — до конца.

— Скажи, что ты был пьян… или спал…

Она знала, что цепляется за соломинку, но иначе она определенно уйдет на дно в третий раз и ледяные воды отчаяния сомкнутся над ее беззащитной головой.

— Скажи, что я просто пришла в неудачный момент, — молила она. — В следующую секунду ты бы понял, что она задумала, и попросил бы ее уйти — убраться вон…

Ну скажи же мне это! Это или все равно что — и я поверю!

Наступила пауза. Длинная, напряженная. Дыхание Габриэля вырывалось сквозь сомкнутые губы, когда он медленно повернулся к ней лицом. Кожа у него на скулах побелела от напряжения.